Часы без циферблата, или Полный ЭНЦЕФАРЕКТ - [52]
К концу недели Аркадий вынес неутешительный вердикт: придётся пройти пять сеансов химиотерапии.
– Что, всё так плохо? – Александр глазами испуганного ребёнка уставился на злого врача в белом халате.
– Саш, плохо не плохо… Ты же сам в прошлом врач. Давай не будем паниковать, а приготовимся к решительным действиям. Так что ещё пару недель – и переведу тебя в другое отделение.
– Я у тебя, здесь, хочу! – он машинально вцепился двумя руками в кровать, казалось, оторвать его будет практически невозможно, словно сросся с ней.
– Ты что как маленький! Знаешь же порядок, не первый раз замужем! – Аркадий шутил в свойственной ему манере, и было непонятно, насколько серьёзно положение пациента и не простого пациента, а самого что ни на есть давнишнего друга.
Как раз то, что Александр Михайлович однажды проходил все эти адовы круги лечения, и вызвало такую эмоциональную реакцию. Он чётко осознавал, что ждёт впереди: лысая башка и запредельная тошнота, с другими штучками ещё как-то можно смириться… Ему стало невыносимо жаль себя, захотелось плакать и положить голову на мамины колени. Как хочется стать беззащитным, ныть и жаловаться, и чтобы к груди прижимали, как умеет только мама.
В первый раз такого не было. Он был молод, всё казалось тупой несправедливостью, было полное несогласие, а главное, силы и уверенность: рядом мать, отец, жена Тоня с Женькой – Александр не имел права их подвести, не мог обмякнуть, сдаться. Сейчас всё было по-другому, и он себя чувствовал отработанным материалом, ненужным, неспособным на мечту или просто-напросто недостойным выжить. Давили полная осведомлённость и компетентность по многим вопросам, связанным с медициной. Лучше бы отучился на инженера или экономиста, юриста, наконец. Было бы проще. Незнание в таких вопросах изрядно успокаивает!
Часы без циферблата безмолвно указывали время чёрными, заострёнными стрелками. Александр мысленно рисовал на белом диске римские цифры – они ему нравились: от них веяло вечностью, и они напоминали, что всё и вся во власти времени.
– Подпортил ты мне настроение, Аркаша! Ох, подпортил!
– Позвони Антонине, – Аркадий не предлагал, он требовал. – Всегда должен быть кто-то близкий рядом. Что ты упрямишься? Тебя никто так не любил, как она. Я что, не помню, с каким обожанием она вечно на тебя смотрела? О такой жене только мечтать можно. Кому ты нужен? Вероникам этим? Знаю, что им нужно.
– Не начинай! Я и сам всё знаю. Тоне звонить не буду. Ты что, хочешь сказать, что вот я опять оказался в этой жопе – и сразу к ней? Помоги, спаси! Ты как себе это представляешь? Да и не хочу я. Я люблю её, но как-то по-особенному, с такой любовью и на расстоянии нормально. Просто ценю её и уважаю. А мне другого надо. Как ты не понимаешь?!
– Ладно, твоё дело. Я сегодня на дежурство остаюсь. Хочешь, приду, в шахматы сразимся?
– Приходи! Зануда ты, Аркаша. Если бы с бутылкой коньяка и с девочками, я бы реально возликовал.
– Какие тебе девочки! Ты что с ними делать будешь? В трубках своих запутаешься, – врач-друг ржал на всю палату.
– Ну и сволочь ты! Помечтать даже не даёшь.
Александр разглядывал летящие осенние листья за окном. Вдруг стало смешно и светло. Умел Аркадий найти к нему подход, знал, что более всего ненавидит жалость и лживые заверения, что всё будет хорошо. Будет как будет, но он ещё тут и туда как-то не собирается.
Дни тянулись один за другим то медленно, то быстрее и напоминали ему проходящий товарный поезд с бесконечными вагонами и этим особым монотонным стуком. Антонина жила на улице Народного Ополчения, как раз напротив станции «Дачное», и они часто ходили гулять за железную дорогу, особенно ранней весной, когда только-только познакомились и во всю цвела верба. Почему-то запомнились эти вагоны товарняка и то, как застывал в оцепенении, теряя связь с реальностью, не находя этому объяснения. За железной дорогой стояли маленькие покосившиеся деревянные домишки с трухлявыми заборами и петляли дороги, размякшие от талого снега. Из одного дома выскочила огромная овчарка и с диким лаем устремилась к ним. Он запомнил её клыки, оскал и свой страх, который сковал, не давая сделать ни одного правильного движения. А Тоня не растерялась: как встревоженная птица, раскинула руки и встала между ним и собакой. Та медленно отступила. Потом долго было стыдно за свою трусость, и он старался не вспоминать этот случай. Антонина, как всегда, промолчала, боясь ненароком обидеть, и, скорее всего, нашла ему тысячу оправданий. Александр вспоминал именно эту первую весну и ту совсем молоденькую девчонку, которая стала ему женой и подарила сына.
Женька редко звонил, мог исчезнуть на пару месяцев, а тут звонил чуть ли не каждый день. Может, чувствовал что-нибудь? Говорят же, передаётся на расстоянии, если кто-то постоянно думает о тебе и сильно переживает. Александр думал, думал каждый день. Ведь он так был счастлив, когда Женя появился на свет. А потом всё стремительно стало меняться в жизни – бизнес, связанный с поставками медицинского оборудования, и вечный сговор с собой: вот сын подрастёт и смышлёней станет, и будем больше общаться, гонять в футбол, зимой ходить на лыжах, по осени на Приморское шоссе ездить за грибами. Время шло, Женька рос, а ему было не до него.
Пять новелл о жизни и любви, уводящих читателя в тайный мир желаний и запретных эмоций героев нового времени, в которых каждый может с легкостью узнать самого себя. Об авторе: Ирина Оганова не просто известный искусствовед и популярный Instagram-блогер. Эта яркая и стильная женщина обладает удивительным талантом прозаика. Она создает живые истории человеческих взаимоотношений, растворяющиеся в стремительном марафоне современности – драматические этюды встреч и расставаний, полуразмытые питерским дождем.
Прямо в центре небольшого города растет бесконечный Лес, на который никто не обращает внимания. В Лесу живет загадочная принцесса, которая не умеет читать и считать, но зато умеет быстро бегать, запасать грибы на зиму и останавливать время. Глубоко на дне Океана покоятся гигантские дома из стекла, но знает о них только один одаренный мальчик, навечно запертый в своей комнате честолюбивой матерью. В городском управлении коридоры длиннее любой улицы, и по ним идут занятые люди в костюмах, несущие с собой бессмысленные законы.
Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.
Творится мир, что-то двигается. «Тельце» – это мистический бытовой гиперреализм, возможность взглянуть на свою жизнь через извращенный болью и любопытством взгляд. Но разве не прекрасно было бы иногда увидеть молодых, сильных, да пусть даже и больных людей, которые сами берут судьбу в свои руки – и пусть дальше выйдет так, как они сделают. Содержит нецензурную брань.
Первая часть из серии "Упадальщики". Большое сюрреалистическое приключение главной героини подано в гротескной форме, однако не лишено подлинного драматизма. История начинается с трагического периода, когда Ромуальде пришлось распрощаться с собственными иллюзиями. В это же время она потеряла единственного дорогого ей человека. «За каждым чудом может скрываться чья-то любовь», – говорил её отец. Познавшей чудо Ромуальде предстояло найти любовь. Содержит нецензурную брань.
К Пашке Стрельнову повадился за добычей волк, по всему видать — щенок его дворовой собаки-полуволчицы. Пришлось выходить на охоту за ним…
Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).