Часы без циферблата, или Полный ЭНЦЕФАРЕКТ - [49]

Шрифт
Интервал

Пётр по-дурацки ёрзал на стуле, и старался больше не смотреть на Лютика, и до конца не понимал, что происходит, – только то, что этот Михаил явно не просто так у неё дома. Надо встать и уйти, он здесь явно лишний…

– Нам пора! – он с трудом улыбнулся. – Танечка, пора домой.

– Ну почему так быстро?! Давай ещё побудем. Правда, Летиция? Я ещё хотела разглядеть все статуэтки в шкафу, – девочка указательным пальцем ткнула в сторону гостиной.

Летиция грустно молчала и смотрела куда-то в сторону.

– Нет, Танечка! В следующий раз, – голос отца звучал как никогда строго, и она нехотя встала.

– Вы же нас пригласите ещё в гости? Правда?

– Конечно! Я всегда тебя рада видеть… Подожди! – Летиция быстро выскочила из кухни и вернулась, протянув Тане статуэтку – красивую девушку в пышном бальном наряде.

Статуэтка была такой прекрасной и казалась такой хрупкой, что Танечке было страшно взять её в руки, и она машинально спрятала их за спину.

– Не бойся, бери! Это тебе подарок от меня. Почти сказочная фея.

– Неее… Это Золушка на балу, – прошептала Таня, зачарованно разглядывая статуэтку.

Летиция закрыла за ними дверь и подошла к окну. Она видела, как Петя с Танюшей вышли из подъезда. Он держал её за руку, и они направились к Банковскому мостику. Ей стало невыносимо жаль его, жаль всего, что случилось в их жизни. Ничего уже не вернёшь и ничего не исправишь! Петя показался ей сейчас таким беспомощным, слабым, совершенно потерявшимся, но то, как он крепко и уверенно держал дочку за руку, давало надежду, что он всё-таки счастлив.

Она не заметила, как подошёл Михаил. Неожиданно обнял её сзади своими сильными руками и крепко прижал к себе. Он всё понял и давал ей возможность прийти в себя.

– У нас осталось два часа до поезда. Ты ещё не собралась. Я голодный. Давай уже что-нибудь делать. Не будем же мы так вечно стоять у окна и провожать прошлое.

Михаил уткнулся лицом в её волосы, запах был приятным и совсем близким, точно всегда присутствовал в его жизни: она пахла именно так, как он представлял. Ему захотелось большего, но он сдержался, она теперь с ним надолго, навсегда, на всю оставшуюся жизнь.

Часы без циферблата, или Полный энцефарект

«Уже гораздо легче», – подумал Александр Михайлович и попытался перевернуться на бок. Мешали трубки, которые, как ужи, обвивали тело. Он чувствовал тупую неприятную боль, словно в глубокой молодости наполучал тумаков в уличной потасовке.

Нажал кнопку вызова дежурной медсестры. Тишина. «Да что это делается?! Забыли про меня, твари. А обезболивающее?!» – он нажимал и нажимал эту чёртову кнопку.

За окном тихо покоилась безмолвная ночь. Один из уличных фонарей, медленно раскачиваясь на ветру, нагло отбрасывал полоску света в полутёмное пространство.

Он посмотрел на стену, где висели странные круглые часы – единственное, что врезалось в память, когда через два дня после операции его перевели в обычную палату: «Всегда было трудно понять, зачем вообще нужны такие часы со стрелками без циферблата. Правда, в таком состоянии не то что не ощущаешь времени – не понимаешь, на каком свете находишься… 1:30 ночи. Когда уже сделают укол? Невыносимо хочется спать!»

Дверь тихо отворилась.

Он приоткрыл глаза и приготовился, по мере возможности, наехать на дежурную медсестру. Вместо неё в белоснежном халате с дурацкой улыбкой вечно довольного человека стоял Аркадий Соломонович – известный хирург и по совместительству близкий друг ещё со студенческих лет.

Нельзя сказать, что они были не разлей вода, порой дороги расходились, но Аркаша всегда незримо присутствовал в жизни Александра. Двадцать лет назад он уже вытаскивал друга из подобной ситуации. Многие кричали: только в Германию или Израиль! Александр твёрдо стоял на своём: оперироваться будет у Аркадия, умирать – так только под его скальпелем, и везти никуда не надо, если что. Казалось, эта история больше никогда не повторится. Вот как всё обернулось!

Первый раз был шок, когда молодой паренёк на УЗИ захлопал глазами и в растерянности уставился на него с выражением дебила. Захотелось набить морду этому молокососу за его невнятное бормотание и заверение, что всё ещё неточно и требуется тщательное обследование. Запомнился ужас первых минут: «Почему я? Почему эта долбаная хрень приключилась именно со мной?!» Не хотелось верить в правильность поставленного диагноза. В Германии подтвердили…

Сейчас было по-другому, спокойней. Он уже научился жить с этим и где-то глубоко в своих мыслях держал вариант рецидива.

– Ну что, оклемался? Я сегодня на всю ночь. Так что будем с тобой куковать по соседству.

Александру захотелось хотя бы мысленно кинуть поду шку в его расплывшуюся с годами морду.

– Как я себя чувствую? Чуть лучше, чем после авиакатастрофы… Теперь химия? Сколько мне осталось? Говори как есть! Ты же меня знаешь. Правду, только горькую правду!

– Я что тебе, Господь Бог? Будем надеяться на лучшее.

– Ты ничего не скрываешь, Аркадий? Мне надо знать, – Александр тяжело вздохнул и уставился на настенные часы. – Самое страшное знаешь что? То, что ты сказал ещё до операции. Что я стану импотентом, и это необратимо. И я с этим не согласен! Так и знай!


Еще от автора Ирина Борисовна Оганова
#Иллюзия счастья и любви

Пять новелл о жизни и любви, уводящих читателя в тайный мир желаний и запретных эмоций героев нового времени, в которых каждый может с легкостью узнать самого себя. Об авторе: Ирина Оганова не просто известный искусствовед и популярный Instagram-блогер. Эта яркая и стильная женщина обладает удивительным талантом прозаика. Она создает живые истории человеческих взаимоотношений, растворяющиеся в стремительном марафоне современности – драматические этюды встреч и расставаний, полуразмытые питерским дождем.


Рекомендуем почитать
Возвращение

Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.


Тельце

Творится мир, что-то двигается. «Тельце» – это мистический бытовой гиперреализм, возможность взглянуть на свою жизнь через извращенный болью и любопытством взгляд. Но разве не прекрасно было бы иногда увидеть молодых, сильных, да пусть даже и больных людей, которые сами берут судьбу в свои руки – и пусть дальше выйдет так, как они сделают. Содержит нецензурную брань.


Упадальщики. Отторжение

Первая часть из серии "Упадальщики". Большое сюрреалистическое приключение главной героини подано в гротескной форме, однако не лишено подлинного драматизма. История начинается с трагического периода, когда Ромуальде пришлось распрощаться с собственными иллюзиями. В это же время она потеряла единственного дорогого ей человека. «За каждым чудом может скрываться чья-то любовь», – говорил её отец. Познавшей чудо Ромуальде предстояло найти любовь. Содержит нецензурную брань.


Индивидуум-ство

Книга – крик. Книга – пощёчина. Книга – камень, разбивающий розовые очки, ударяющий по больному месту: «Открой глаза и признай себя маленькой деталью механического города. Взгляни на тех, кто проживает во дне офисного сурка. Прочувствуй страх и сомнения, сковывающие крепкими цепями. Попробуй дать честный ответ самому себе: какую роль ты играешь в этом непробиваемом мире?» Содержит нецензурную брань.


Голубой лёд Хальмер-То, или Рыжий волк

К Пашке Стрельнову повадился за добычей волк, по всему видать — щенок его дворовой собаки-полуволчицы. Пришлось выходить на охоту за ним…


Княгиня Гришка. Особенности национального застолья

Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).