Частный случай запутанного состояния - [2]

Я же пытался уяснить практический, простите, аспект, принципа нелокальной связи:

— То есть, что одна голова думает, то же самое думает и другая? Что делает один субъект — то и второй параллельно первому выполняет?

— Ну-у… Конечно, не исключено… то есть некая конкордантность, согласованность… и даже наоборот, следует допустить… — Он сделал неопределенный жест, покрутив растопыренными пальцами у виска.

— Ты мне тут не делай пальцами, — настаивал я, — ты скажи: если мне, например, приспичит отлить и я навещу гальюн, то, будучи в тоже время на светской тусовке или в местах народных гуляний, я вынужденно совершу те же самые действия? Прямо при всех?

— Боюсь, что первое время тебе будет не до гуляний, — с некоторым сожалением сказал Рафик.

Или он использует меня втемную, или сам в своем темном углу не предвидит всех последствий задуманного, решил я.

— А может, зря ты поджог учинил? И наоборот, правильно, что твои бредни не финансировали?

— Сам-то за что сел? — обиделся этот ученый.

За сканирование, молча согласился я. Используя якобы новейшее компьютерное обеспечение, а так же похожий на кастрюлю блестящий цилиндр. Клиенты получали надежду на послесмертие. Хотя я не очень-то обещал.

Рафик сказал уже примирительно:

— Пора, пора уже понять государству: если оно не финансируете наши проекты, то его финансирует мафия. Тем более, если весь проект укладывается в стоимость спортивного автомобиля.

Адвокат тут же начал обо мне хлопотать. Верней, начала. Звали ее Катя.

— Вас освободят, как ненормального, — уверяла она. — Нормальный бы не смог до такой кастрюли додуматься.

Я б ей мог возразить афоризмом насчет темных углов. И как назвать тогда тех клиентов, что доверчиво головы в мою кастрюлю совали?

Впрочем, не исключено, что после предстоящего эксперимента я еще ненормальнее, чем они, стану. В смысле, доверчивей.

Меня перевели в психушку, решетки которой были так же крепки, как и тюремные. Кое-какое медицинское оборудование для тестирования мозгов в ней имелось. А если чего и не было, то мы с Валерой отправлялись туда, где оно было. Причем на время выездов на места Валера пристегивался ко мне наручниками, чтобы один из нас не сбежал.

— Нельзя ли на второго болвана взглянуть? — как-то спросил я.

— Это лишнее, — заверил меня Валера. — Он в искусственной коме, но даже если его оживить, пообщаться с ним не удастся: состояние ума у него младенческое. Он не то что ходить-говорить — он и головку-то держать не умеет.

— Сколько ж ему лет?

— Соответствует вашему биологическому возрасту. Выращен ускоренным методом. Донор, у которого брали ткань, мне не известен.

Аппарат для сканирования не очень отличался от моей кастрюли. Только у Валеры с помощницей их было две. Даже мелькнула мысль, что я уже стал доверчивым. Что Валере незаметным образом удалось свести меня с ума. Манипуляции операторши Нины отличались от тех, что практиковал я. Например, мою бритую голову она чем-то смазала для пущей электропроводности. Сделала мне укол и пожелала всяческих сновидений. Я же ничего снотворного клиентам своим не давал. Совал в руки пакет тестов для определения IQ и рекомендовал листать. Сам же сосредоточенно пялился в экран монитора. Вся процедура занимала пятнадцать минут. Уделять клиенту больше времени за его сто долларов я себе позволить не мог.

У Валеры с Ниной на меня уже неделя ушла. И еще сутки меня продержали в бессознательном состоянии, сканируя мою нейронную сеть и одновременно, без промежуточного носителя, импринтируя в того болвана, которому предстояло стать моим двойником. Покуда весь экзистенциал — опыт моего прошлого — не утвердился в нем.

Кажется, кое-что от того процесса осталось в моей памяти — словно сон с быстрым движением глаз. Картинки вспыхивали и гасли, мысли всплывали и тонули вновь. Впрочем, все, что являлось и мельтешило, составляло ничтожный процент от моего «я». Основной процесс протекал бессознательно.

2

Я ожидал по пробуждении, что сейчас начнется самое интересное. Знакомство с двойником. Первый контакт. Объятья. Обмен впечатлениями. Интересно взглянуть на себя со стороны. Я даже волновался слегка. Однако явилась Катя. Получасом позже — машина, конвой. И меня препроводили к месту дальнейшего отбывания.

— А что мой двойник? — спросил я, прощаясь с Валерой.

— Вы первый его почувствуете. Во всяком случае, по идее — должны.

— Я продолжу о вас хлопотать, — заверила Катя. — Теперь уже вам недолго осталось.

— Ну? Ты его еще не почувствовал? — приставал ко мне Рафик первые два дня. — Он в коме, — тут же комментировал он мои ощущения, а вернее отсутствие их. — Его будут постепенно из этого состояния выводить. Начнут, как только синаптические связи зафиксируются достаточно прочно. Я понимаю, время надо. Но может, ты уже что-то чувствуешь? Совсем ничего?

На третий день я проснулся с посторонним для себя ощущением — осязательного характера. Какие-то странные впечатления вплетались в картину вчерашнего дня. Одно из них было особенно острым. Словно мне всадили укол.

— Да! — обрадовался Рафик. — Они тебя колют! Аналогом фермента протеинкиназа М-зета! Укрепляет связи между нейронами, — более спокойно добавил он.