Частное расследование - [8]

- Как оскорбил? Что...

- Подожди,- перебил его сын.- И я очень рад, что я - сильный. Я смогу защитить Машу и Лидию Викторовну. Вы все отказались... Вы испугались... Ты испугался.

- Чего я...

- Подожди. А я буду их защищать, - лицо Алешки потемнело, обрезалось, стало вдруг старше. - Больше некому. Я их не брошу. Я никого не боюсь, - злым шепотом говорил он. - Уж молчать-то я всех заставлю, раз больше ничего не могу. Поэтому хорошо, что я сильный. Я даже не представляю, что бы я делал, если бы сильным не был, - и он снова сел на кровать и на отца уже не глядел.

- Так чего же я испугался? - переспросил Лаптев.

- Не знаю чего, - резко ответил сын. - Начальства, наверно. А может, ты просто не захотел. А вообще-то я сам дурак. Я пришел к тебе всерьез, а ведь знал же, что у вас все понарошку. Просто идти больше некуда было. А у вас же вся газета понарошку, вроде нашей, классной. Только у вас напечатано, а все равно такие же игрушки. За зарплату. Ведь ты же сразу не захотел,- сказал он с упреком. - Я сразу понял, что ты ничего делать не будешь. Я только зашел, а ты сразу мне начал объяснять: не мой отдел, не мое дело. Никому нет дела. Все боятся или просто не хотят. Лидия Викторовна никому не нужна. Все только болтают языком. И в твоей газете тоже. Одна болтовня, одно вранье. Врут и врут. А когда надо помочь - все в кусты. И ты тоже. Я предполагал... Но я не думал... Я все же надеялся... Дурак, зачем я пошел...

Он говорил все это запальчиво, быстро, он снова глядел на отца. И лицо его разгорелось, румянец полыхал. Снова мальчишеским стало лицо, круглым. Мальчишеским. Хоть и злые слова он говорил.

А Лаптев не перебивал. Он сидел и ждал, пока Алешка выльется. А когда запал сына кончился, Лаптев поднялся, сходил за сигаретами. Бог с ним, можно и здесь разок покурить. Потому что курить было необходимо, а уйти нельзя. Он отодвинул стол от стены, чтобы пробраться к форточке, отогнув клеенку, сел на столешницу. Устроил поудобнее больную ногу. И тогда закурил, затянулся с наслаждением, выпуская дым в открытую форточку. Алешку он теперь не видел, сын сидел у него за спиной.

А перед глазами, на улице, лежал асфальт дороги, освещенный скудным светом. За дорогой бугры земли высились. Что-то копали там уже второй год. Но бугров-то сейчас не было видно, темнота их скрывала. Просто знал Лаптев, что там высятся бугры.

А еще он знал теперь, почему Алешка бил того... болтуна. Может, и не болтуна.

- Ну, а следующий кто? Или они все испугались?

- Не знаю.

- Тебе еще за этого придется рассчитываться. А за следующего тебя из школы выгонят и посадят.

- Ну и пусть. Но пока не посадят, я их защищу. Я ничего не боюсь.

- Конечно, это ерунда...- докурил Лаптев и выбросил окурок. - А за что они Машу не любят?

- Кто?

- Ну, вот эти все...

- Почему все? Их двое-трое. Потому что сволочи. Мстят.

- За что?

- За то, что они - сволочи, а она... - и замолк.

- Да-а, разговор... - вздохнул Лаптев и вернулся на место, стол на место поставил.

- Та-ак... Значит, будем бить, - сказал он сам себе. И он знал, что это так и будет. И еще знал, что Алешке теперь всякий взгляд будет казаться косым, всякое слово - злым намеком, издевкой. И потому следующего взрыва, видимо, ждать долго не придется. Но объяснить сыну все это он не сможет, потому что Алешка ему просто-напросто не поверит.

- В чем, по-твоему, обвиняют Балашову?

- Во всем, даже в воровстве, - зло ответил сын.- Хоть умнее бы что-нибудь придумали.

- А из-за чего на самом деле, по-твоему, ее уволили?

- Потому что она умнее их в десять раз.

- Кого их?

- Учителей.

- Да-а... Ну, хорошо, ты будешь в школе кулаком затыкать рты. Но всему поселку ты рты не заткнешь. Директора школы не заставишь изменить решение. А значит, Машиной маме не поможешь. А ведь это главное?

- А ей никто не поможет. В главном. Все ее бросили.

- Я ей помогу, - сказал Лаптев. - Если она на самом деле ни в чем не виновата.

- Ты уже раз помог.

Лаптев перемолчал и повторил снова:

- Я ей помогу. Если она не виновата. Но при одном условии...

- Чтобы я никого не трогал? - перебил его сын.

- Да. Пальцем.

- Даже если они начнут открыто говорить?

- Послушай. Что у Маши - вся школа враги? Насколько я понимаю, - рассуждал Лаптев, - пытаются ее подколоть те ребята, которые неравнодушны к ней. Или как там. Они злятся. Мстят. Ты им дорогу перешел. Отыгрываются на Маше. Так?

Сын опустил голову, низко, почти к коленям припал. Волосы его золотились в свете лампы. А Лаптев подумал, что и у него, наверное, когда-то были такие же волосы. Просто стриглись тогда по-иному. Бокс, высокий бокс, полубокс. Голые затылки. Впрочем, какой бокс... Пацаном-то, как Алешка, под нулевку. А уж тогда не увидишь, чьи волосы золотятся, а чьи...

- Так мы договорились?

- А ты, правда, поможешь? - глаза Алексея глядели строго.

- Если она не виновата...

- А если ты снова...

- Слушай, давай друг другу нервы не портить,- наклоняясь и приближая свое лицо к лицу сына, устало сказал Лаптев. - Я тебя не обману. Неужели ты не понимаешь? Сын... Всё, что можно, мы с тобой сделаем. Согласен?