Частная жизнь адмирала Нельсона - [139]

— Ах, дорогой Битти, — простонал Нельсон, увидев склонившегося над ним врача, — вы ничем уже не сможете мне помочь. Мне недолго осталось жить. Пуля попала прямо в позвоночник.

Битти снял с Нельсона сюртук и рубашку, обнажив медальон с миниатюрным портретом леди Гамильтон в виде вакханки. Сюртук, уже пропитавшийся кровью, послужил подушкой для раненного в голову мичмана Джорджа Уэстпела. «Когда сражение кончилось и сюртук попытались извлечь из-под головы, — вспоминал много лет спустя Уэстпел, — обнаружилось: бахрома от эполетов настолько пропиталась засохшей кровью и пристала к голове, что четыре или пять нитей пришлось отрезать вместе с волосами».

Бросив беглый взгляд на рану адмирала, Битти не захотел усугублять боль тщательным ее осмотром. «Сейчас-то сильно болит?» — осведомился он. «Сначала показалось, — ответил Нельсон, — будто пуля пробила позвоночник, потом нижняя часть тела полностью онемела». Он с трудом дышал, постоянно ощущая в груди «толчки крови». Нельсон жаловался на жар и жажду. Тут же соорудили нечто вроде веера и принялись обмахивать лицо раненого, поднесли к губам стакан с лимонадом, потом с разбавленным вином. «Машите, машите, — с трудом шевелил губами Нельсон, — пить, пить».

Время от времени он заставлял себя собраться и повторял один и тот же вопрос: что за радостные возгласы доносятся с орудийных палуб? Лейтенант Паско, тоже раненый, предположил — наверное, артиллеристы видят, как вражеские корабли один за другим поднимают белые флаги. Где Харди? Почему никто не приведет сюда Харди? Он что, убит? После того как желание адмирала видеть своего флаг-капитана в очередной раз передали на квартердек, некий мичман по всей форме доложил: «Обстоятельства требуют присутствия капитана Харди на палубе. При первой же возможности он спустится к его светлости».

«Кто передал сообщение?» — прошептал Нельсон и, услышав, что это Балкли, сын армейского офицера, с которым он много лет назад воевал в Никарагуа, заметил, что узнает голос. «Передайте от меня привет отцу», — сказал он Балкли. Услышав еще один знакомый голос, принадлежавший мичману с оторванной ядром ногой, Нельсон с трудом выдохнул: «Позаботьтесь об этом юноше».

Капеллану он повторял, как сильно беспокоится за тех, кого оставляет: «Умираю… Кланяйтесь от меня леди Гамильтон. Поцелуйте Горацию. Привет всем друзьям. И мистера Роуза не забудьте. Скажите ему — в завещании я доверяю леди Гамильтон и Горацию опеке государства». И с Уолтером Бэрком, корабельным казначеем, помогавшим Скотту поправлять подушку у него под головой, Нельсон говорил о неотвратимо надвигающейся смерти, а когда тот попытался отвлечь его, заметив, что он еще станет свидетелем собственного триумфа при возвращении в Англию, слабо отмахнулся: «Ну что вы Гакое говорите? Страдания мои ужасны, но скоро они кончатся».

Наконец, примерно в половине третьего, через час после того, как Нельсона ранило, наверху лестницы, ведущей в кубрик, показалась внушительная фигура капитана Харди. Он подошел к группе людей, сгрудившихся при слабом свете фонаря вокруг койки, где лежал адмирал, и взял его за руку. Впоследствии Битти записал их разговор:

«— Ну, Харди, рассказывайте, как там дела?

— Отлично, милорд. Мы уже захватили двенадцать или четырнадцать вражеских кораблей. Правда, пять из их авангарда переменили галс и навалились было на «Викторию», так что пришлось вызвать на подмогу два-три наших судна. Ну и задали мы им трепку!

— Надеюсь, у нас потерь нет?

— Нет, милорд, не беспокойтесь.

— Со мной покончено, Харди. Умираю. Скоро меня не будет. Наклонитесь пониже».

Услышав его слова, Бэрк счел за лучшее отойти: видимо, Нельсон хотел конфиденциально переговорить с Харди. Он попытался выпростать руку из-под подушки, но адмирал удержал его, и до него донесся едва слышный шепот:

— Умоляю, Харди, передайте дорогой моей леди Гамильтон прядь моих волос и вообще все мои вещи.

— Очень больно, сэр?

— Да, но более получаса это не продлится.

Подобно Бэрку, капитану Харди трудно было смириться с тем, что надежды никакой не осталось, и, когда Битти, проведя очередную операцию, вернулся к Нельсону, он оптимистически заметил: все еще может повернуться в другую сторону.

— Да о чем вы? — Нельсон даже не дал возможности врачу ответить. — Ни малейшей надежды. У меня прострелена спина. Битти вам лучше объяснит. Знаете, мистер Битти, ниже груди я ничего не ощущаю, как будто все соки ушли, пальцем пошевелить не могу.

В тот момент Битти позвали к очередному раненому, хотя, как он сам говорил, двое других врачей с помощниками вполне могли бы справиться и без него. Несколько минут спустя он вернулся.

— Это я позвал вас, мистер Битти, — проговорил Нельсон, — совсем забыл сказать: ниже груди ничего не ощущаю, пальцем пошевелить не могу.

— Вы уже сообщили мне об этом, милорд, — откликнулся Битти, и, желая хоть как-то успокоить умирающего, принялся осматривать нижнюю часть тела. Но Нельсон остановил его:

— Не надо, Скотт и Бэрк уж пытались… Совсем немного мне осталось, уж вы лучше любого другого все понимаете. Уж вы-то знаете — мне конец.

— Милорд, — с трудом проговорил Битти и, едва сдерживая чувства, отвернулся, — к несчастью для нашей страны, помочь вам нечем.