Частная кара - [43]

Осень стояла сухая и солнечная, но геологи спешили свернуть работы, собирая маленькие отряды в одно место.

Стахов достаточно полетал в горах и был по горло сыт и взлетами «на стенку», и посадками на останцы, и виражами в тесных ущельях, где приходилось класть машину на борт, чтобы винтами не задеть скалы. Блокноты, предназначенные для иркутского и читинского архивов — он намеревался посидеть в них недельку-другую перед возвращением в Крайск, — были заполнены фамилиями и адресами геологов, их рассказами, схемами вулканических блоков, рисунками синклиналий и удивительными расчетами, которые и понадобились Стахову только раз, когда он их записывал.

Кто-то сказал, что на высокогорном плато в районе трех ледниковых озер сохранились следы очень старой стоянки человека, и Стахов попросил забросить его туда.

Полетели втроем. Плато оказалось дикой равниной с громадным хребтом посередине и тремя глубочайшими озерами, в одно из которых сползал длинный язык ледника, все еще лежащего на северном склоне хребта. Геологи немедленно отправились на хребет, там нынешней весною были найдены выходы неизвестного науке минерала. Стахов остался внизу среди великого хаоса камня, в котором во множестве жили толстые тарбаганы и проворные пищухи-лемминги. И те и другие издавали пронзительные, всегда неожиданные звуки, которые пугали Стахова. Он бродил по плато, тщетно отыскивая приметы человеческого жилья. Их не было, кроме тех, что весною оставили геологи. Да и кто и как мог попасть в заоблачную высоту, минуя неприступные скалистые прижимы, головокружительные пропасти и глубокие вечные снега, цепями опоясывающие плато. Даже современный мощный вертолет едва дотянул сюда, проваливаясь в воздушные ямы и попадая в весьма локальные, но свирепые циклоны.

Геологи не вернулись, и Стахов ночевал в палатке один.

Долго не уходил день, и все плато, с красным гребнем хребта, было освещено закатным солнечным светом, бледно-зеленым с желтизной. Потом стремительно наступила ночь, и совсем рядом, у белой гряды снежников, вспыхнула незнакомая звезда, свет которой беспокоил и томил. Падала с ледникового языка вода в озеро, и оно, ртутно-тяжело, словно само по себе издавало тоже свет. Кто-то осторожно бегал около, и кто-то тяжело ходил, ступая с камня на камень, и Стахов выбегал из палатки, считая, что возвращаются геологи. Но никого вокруг не было. И только странная звезда, мерцая и пульсируя, перемещалась еще ближе, заглядывая в черную пучину озера.

В полночь кто-то окликнул Стахова, и он, засыпая, встрепенулся, вылез из спального мешка и выбежал на волю. Над цепью теперь голубых снежников стояла незнакомая багряная луна, освещая все вокруг мертвым светом, и от земли, а точнее, из великого хаоса рассыпанного тут камня, насколько хватал глаз, курились, поднимаясь столбушками к небу, дымки. Такой дымок, тощий и верткий, тянулся у самых ног, и Стахов, цепенея от всей этой космогонической картины, нагнулся и понюхал струйку, ощутив на лице своем влажное прикосновение, будто кто-то дунул в лицо. Стало страшно, и он заторопился прочь от этого рокового и тайного, как ему казалось в тот момент, места.

Пришел в себя на склоне хребта, откуда картина только что увиденного была более зловещая и странная.

Плато, освещенное с одной стороны луною, а с другой светом близкой звезды, виделось отсюда куда шире, и дымы, восходящие к небу, были куда многочисленнее, седые и реденькие там, — со склона казались они густыми и черными. И снова кто-то позвал Стахова.

Безысходность, ощущение неминуемого краха, беспокойство и ужас вытеснили все остальные чувства, но он все-таки заставил себя вернуться в палатку, залезть в спальный мешок и больше уже не обращать внимания на зовы, которые неслись снаружи.

— Оставь все это, я призываю тебя, — сказал кто-то совсем рядом и откинул полог палатки.

Стахов потерял сознание. Пришел в себя только утром, снаружи свистел ветер, сотрясал палатку, полог был откинут, но он мог поклясться, что зашнуровал его, убегая от ужасов прошедшей ночи. Камни вокруг по-прежнему дымили, и ветер срывал эти дымы, превращая их в сырые облака, плотно застившие небо.

Далеко за полдень вернулись геологи, и разом ослеп день, ветер прекратился, стало холодно, и густо пошел снег.

— Попали, — сказал начальник партии, забираясь в палатку. — Предлагаю пульку! Разыграем необычный высокогорный вариант преферанса, в пульке — шестьсот. Лежать придется несколько суток.

— На сколько дней у нас продуктов? — спросил Стахов; играть в преферанс ему не хотелось.

— На пять.

— А если погода залютует надолго?

— Будем есть тарбаганов...

Пять дней из двадцати семи, которые они провели на высокогорном плато, ожидая вертолета, Стахова трепали приступы горной болезни. Ночами он теснее прижимался к храпящим геологам, зажимал уши, стараясь не слышать голосов в ночи, и вспоминал Алешку.

Геологи заметили его состояние, хотя он тщательно скрывал все, что происходило с ним ночью.

— Ты только ночью на зов не выбегай, — сказал как-то один из них, его звали Алешей. — Если побежишь — все! Крышка! Со мной такое бывало...