Частная (честная) жизнь, или Что выросло, то… увы! - [3]

То есть риск заражения, казалось бы, был сведен к «нулю».

Да и дипломы нам на руки не выдавали. В трудовой книжке, в анкетах указывалось «высшее инженерное образование», а дипломы свои мы в руках держали лишь несколько минут, когда нам их вручали, а затем представитель первого отдела забирал их и хранились наши документы об образовании аж в министерстве в Москве.

На руки нам их не выдавали даже после выхода на пенсию.

А пенсию нам назначало также министерство, и размер ее по советским-то временем был ого-го! Триста пятьдесят рублей.

О размере зарплаты умолчу, о точном месте расположения комбинатов – тоже. Ну, а какую продукцию выпускали комбинаты – мы, собственно, и не знали.

Так что в этот сентябрь мне исполнилось 54 года, причем на пенсии я был уже почти 20 лет.

Да, упомяну, что после 90-го года, когда Минсредмаш был упразднен, у господ демократов не поднялась рука лишить нас пенсии – наши деньги были размещены среди льгот чернобыльцев, «семипалатинцев» и прочих пострадавших.

Да к слову сказать, подобных мне пенсионеров-«минсредмашевцев» в живых осталось несколько сот всего. На всю огромную страну…

…Мы шли по пока еще пустынной аллее, мальчик весело бежал впереди, а вот его мама почему-то взяла меня за руку и теперь крепко держала меня. Помолчав какое-то время, я спросил:

– Как хотя бы звать моего сына?

– Ванечка… А меня – Евгения…

– Очень приятно… – я хмыкнул и в свою очередь представился: – Виктор.

Ваня тем временем вернулся к нам, снова обнял мои колени и спросил, вновь загоняя меня в тупик:

– Пап, ты никуда больше не уйдешь от меня? А, пап?

Я повернул лицо к Евгении. Она смотрела на меня с мольбой.

– Пожалуйста… – чуть слышно прошептала она.

Я подхватил мальчика на руки. Я прижал его к себе, понимая – нужно быстро что-то решать. И я сказал, прекрасно осознавая, что делаю глупость, что это – авантюра.

– Конечно, нет, Ванечка! Ну, если только командировки будут…

Так я попытался навести мосты к возможному отступлению. Увы, они чуть было тут же не обрушились. Потому что умненький мальчик принялся выпытывать, что такое командировки, а узнав – принялся скрупулезно уточнять сроки возможного отсутствия папы.

Я выкручивался, как мог. И разозлился на Женю, но когда Ваня вновь побежал вперед, она как-то сразу ссутулилась, глаза ее поблекли и она тихонько сказала:

– Первый раз вот так вот бежит один впереди… Как все дети.

Губы у нее задрожали и я прикусил язык. Однако, помолчав какое-то время, я не мог не спросить у нее:

– Женя, давайте все-таки объяснимся. Это же ребенок живой, не кукла какая-то. Что мы будем делать дальше?

Она остановилась, схватила меня за обе руки и спросила:

– Вы москвич?

Глаза ее светились надеждой.

– Нет, я проездом в Москве, но если нужно – могу задержаться.

И тут она сделала то, чего я ну никак не ожидал. Она обняла меня, прижалась ко мне и каким-то горячечным шепотом заговорила на ухо:

– Спасибо вам! Спасибо! Я все вам объясню! Вы поймете!

Подбежавший именно в этот момент коварный ребенок закричал во весь голос:

– Мама с папой целуются!

После чего «мама с папой» с пунцовыми лицами отпрянули друг от друга.

– Куда мы идем? – чтобы как-то сгладить неловкость, спросил я.

– Вот сюда! – Евгения, отвернувшись от меня и поправляя волосы, показала рукой на стоящий метрах в пятидесяти слева новенький красного кирпича дом какой-то необычной архитектуры. – Здесь мы с Ваней и живем. Пойдемте, я накормлю вас завтраком и все, наконец, объясню, хорошо? А вы расскажите о себе…

Я вздохнул, смиряясь с неизбежным.

– Ладно.

Часть 1-я. Что выросло, то – увы!

Глава 1-я

Мы сидели на кухне напротив друг друга за шикарным столом (по-моему, красного дерева), прихлебывали мелкими глоточками горячий свежезаваренный чай, и молча разглядывали друг друга.

Было уже восемь часов, о чем только что сообщили боем за нашей спиной старинные часы, висевшие на стене огромной прихожей. Ваня спал в своей комнате на втором этаже этой странной квартиры.

Что я имею в виду? Размеры, двухуровневость, какую-то запредельную дороговизну всего, что находилось внутри. Для меня, провинциала и по большому счету – бедняка, это все, естественно, было странным.

Вообще-то странной была не только квартира. Странным был и дом, в который мы вошли получасом ранее.

Сооружение это напоминало собой овальной формы башню этажей этак на 15—20 – я считать не стал. Двери единственного подъезда были зеркального темного стекла и снабжены фотоэлементом – при нашем приближении створки разошлись и изнутри повеяло теплом.

Не смотря на то, что был всего лишь конец сентября, отопление здесь уже было включено.

По резиновой дорожке мы подошли к открывшимся створкам внутренней двери, и вступили в вестибюль типа банковского.

Вам приходилось бывать в вестибюле крупного европейского банка? Мне – нет, но я всегда представлял себе банковские вестибюли именно такими – просторными, ярко освещенными, с высоченными потолками и охранником в будочке за пуленепробиваемым стеклом.

Из соответствия увиденного моему представлению о банках выпадала лишь одна деталь – посередине вестибюля находилась круглая прозрачная шахта лифта, тянущаяся в неведомую высь и, словно металлической змеей, обвитая широкой винтовой лестницей, ведущей снизу вверх.