Часть II. Гражданская война - [19]

Японский рабочий класс тоже, несомненно, в смысле сознания чрезвычайно отстает от своей собственной практики. Вообще, товарищи, что такое сознание? Субъективисты, наши эсеры, считали, что все движется вперед сознанием. Это – неправда. Если бы, в самом деле, сознание людей было передовым фактором, то не было бы этой проклятой войны, этих унижений, этих преступлений.

Разве все это заранее не было написано в книжках? Все было предсказано, до последней черточки предсказано. Стало быть, если бы сознание двигало людьми, то они бы давно это поняли и давным-давно послали бы ко всем чертям свои господствующие классы. Почему этого нет? Потому что сознание, фактически, – самый ленивый фактор во всей истории. И нужно, чтобы внешние материальные факты толкали, били народы, классы по спине, по затылку, по темени, пока это проклятое сознание не пробудится, наконец, и не начнет ковылять за фактами следом.

Все это особенно ярко выражается на примере Японии именно потому, что Япония всем своим положением вынуждена в кратчайший срок заводить у себя европейские орудия, иначе ее раздавят. Для орудий нужны заводы. Для заводов – техника. И вот Япония наскоро заводит свою технику, науку, свою промышленность. Философская, политическая, критическая область сознания параллельно не разрабатывалась, не поспевала – и японцы в массе своей коснеют еще в средневековом идейном варварстве. Но именно при таком положении скачки вперед являются неизбежностью.

Мы представляем себе японский рабочий класс отсталым рабочим классом. Это верно. В массе своей он в высшей степени отстал. Но разве нам не говорили еще вчера про русский рабочий класс: «Вы верите в то, что в России будет не только революция, но и диктатура рабочего класса? Да ведь русский пролетариат отстал в высшей степени. Он коснеет в крестьянских предрассудках». Мы на это отвечали: «Если бы мы надеялись только на сегодняшнее сознание пролетариата, всего, в целом, то, разумеется, ваша критика была бы верна. Но есть объективная логика, логика нашей централизованной промышленности, логика русского царизма, логика контрреволюционности русской буржуазии, ничтожества мелкой буржуазной демократии, логика международного положения. Эта внешняя, объективная логика превратится в историческую палку, которая погонит русский рабочий класс, на первых порах даже против его сознания, на путь завоевания власти».

Мы оказались правы. То же самое приходится сказать о японском рабочем классе, который еще позже выступил на путь исторического развития и который вынужден еще быстрее развиваться. Эти 3 миллиона рабочих, бастующих с лозунгом: «хлеба и мира», переживают такой момент развития, в котором объединяются наш 1903 год, когда у нас было первое могущественное стихийное стачечное движение, наш 1905 год, когда революция еще шла на поклон к царю, и даже начало революции 1917 года, когда наши рабочие и работницы требовали мира и хлеба. Все это соединилось воедино.

Хищничество японской буржуазии, ее милитаристическое неистовство будет все более усиливаться, потому что теперь для Японии страшнее всего Соединенные Штаты Америки. У Америки раньше не было армии, теперь – колоссальная. Флот усиливается. Япония в сравнении с Америкой бедна, и на фундаменте своей бедности она вынуждена создавать могущественную армию и тем самым нещадно эксплуатировать японский рабочий класс, обирая его до нитки. Вот объективные факторы, которые говорят за то, что японская революция является неизбежностью.

Японская буржуазия в короткое время более или менее догнала, в смысле техники производства и техники грабежа, европейскую буржуазию. Японскому рабочему классу придется догонять европейский рабочий класс в смысле техники пролетарской революции.

Из сделанного мною, по необходимости беглого, обзора движения рабочего класса разных стран вытекает, товарищи, что война везде и всюду вскрыла до дна основной антагонизм классов, который в мирную эпоху не бывает так заметен рабочему классу, который не так ясно сознается и ощущается.

Теперь он вскрыт, и пред рабочими всех стран встала эта роковая альтернатива: или быть истребленными историей, или взять в свои руки государственную власть. Вот почему война – мать революции.

Если предположить, что Америка и Япония отстанут, в то время как вся Европа будет охвачена пламенем социальной революции, – они не сумеют нас задушить.

Если германский рабочий класс сделает шаг вперед, – а он его сделает, – возьмет власть в свои собственные руки, экспроприирует свою буржуазию и приступит к организации коммунистического хозяйства, он будет в тысячу раз сильнее нас своей организацией, своей техникой, и наш союз с ним, союз Советской России с германским коммунистическим рабочим классом, или союз Советской России с советской Германией, – будет силой, о которую разобьются все волны европейской и мировой контрреволюции.

Со стороны этих основных перспектив ближайшего периода наши дела обстоят как нельзя лучше, товарищи.

Все то, о чем в течение десятилетий мы, революционеры старшего поколения, размышляли, на что надеялись, чего ожидали, – это сейчас становится фактом.