Часть II. Гражданская война - [17]
Америка заняла с самого начала по отношению к обоим лагерям то положение, которое в предшествующих войнах занимала Англия по отношению к континенту, – она делала это посредством организации и поддержки разных дипломатических комбинаций и союзов. Я сказал уже, что Англия делила Европу на две враждебные части; она сидела на своем острове и говорила: «пусть они ослабляют друг друга, я буду поддерживать более слабых, чтобы для меня не выросло слишком сильных соперников». Когда Германия слишком усилилась, Англии пришлось перейти в лагерь открытых врагов Германии. Тогда Америка у себя, на своем гигантском острове, по ту сторону «большой воды», – так американцы называют океан, – стала в выжидательную позу и сказала: «Европа вместе с Англией разбита на два лагеря. Мы, американцы, сначала будем наблюдать, как они будут друг друга обескровливать и истощать. Занимаясь наблюдением, мы не будем, однако, оставаться пассивными, будем по возможности заботиться о „бизнесе“, о гешефте, о барыше, будем продавать динамит, снаряды, винтовки той и другой стороне и за наш нейтралитет беспрерывно получать хорошие капиталистические проценты».
Вот в чем была первоначальная политика буржуазного класса Северной Америки. И с самого начала войны «честный» американский купец направлял таким образом политику «честного» президента Вильсона. Со своим честным динамитом он совался в оба воюющие лагеря и предлагал его воюющим сторонам по самым честным ростовщическим ценам. Но Англия объявила блокаду и сказала Америке: «Нет, своего динамита в Германию ты не повезешь». Получилось сразу величайшее обострение отношений между Америкой и Англией. Вильсон выступил перед лицом своей биржи: «Справедливость попрана, свобода морей поругана, честный американский динамит не имеет доступа в Германию». Разумеется, вся биржа, вся военная промышленность клокотали от нравственного негодования против Англии, которая установила блокаду. Шли тревожные заседания тузов военной промышленности с банковскими заправилами и дипломатами, и они обсуждали вопрос, объявлять или нет войну Англии. Нейтральный Вильсон возражал так: «Сейчас мы отрезаны блокадой от центральных империй. Если же мы с Англией порвем, то исчезнут также и англо-французский, русский и итальянский рынки для нашей военной промышленности, и мы с вами останемся на бобах». Интересы американской промышленности и торговли требовали, чтобы Вильсон стоял за нейтралитет, который позволял бы американскому купцу вывозить свои товары в колоссальных размерах в страны Согласия.
В самом деле, внешняя торговля Соединенных Штатов за время войны увеличилась в два с половиной раза. Это была уже не старая торговля, когда вывозились хлеб, машины и вообще все продукты, нужные для человеческой жизни. Это была торговля почти исключительно военными припасами. Это была, главным образом, торговля орудиями истребления и смерти. Таким образом, вильсоновский нейтралитет позволял американской промышленности делать прекрасные дела.
Но вот в противовес Англии выступила Германия со своей неограниченной подводной войной. Это было в январе 1917 года. Положение получилось такое: вся Америка покрыта заводами военной промышленности, которые рассчитывают на европейский сбыт. Их отрезала английская блокада от центральных империй, а потом немецкая подводная блокада грозила отрезать их от Англии, Франции, России, Италии, и естественно, что тут уже переполнилась чаша терпения военной индустрии, а стало быть и вильсоновского «пацифизма» и его «нейтральности».
Я забыл вам сказать, что Вильсон являлся апостолом «пацифизма», т.-е. идеи мирного сожительства народов, – до тех пор пока эта идея была торговым флагом для «нейтрального» американского динамита. Но с того момента, когда две блокады встали на его пути, великий апостол лицемерия Вильсон начал склоняться к тому, что сейчас время вмешаться. Американская буржуазия давала ему много времени для размышлений. Она указала ему: «Вот вавилонская башня военной промышленности, вот Монблан снарядов и патронов, которые мы создали для Европы, – куда их нам девать?». Вильсон развел руками и заявил, что против подводной войны он не изобрел средств. Ему сказали: «Ты должен взять эти товары для американского государства. Если ты не можешь их все перевезти в Европу, так заплати за них средствами американского рабочего и американского фермера».
Вот где источник чудовищно выросшего в короткий срок американского милитаризма. Американская промышленность готовила этот милитаризм на вывоз для Европы, потом он перерос через голову американского народа, и этот последний вынужден был сам поглощать его в Америке. Вмешательство Вильсона в войну было, следовательно, вызвано, с одной стороны, стремлением придушить Германию, а с ней вместе и всю Европу, с другой стороны – непосредственными барышническими интересами американской военной промышленности. Вот каковы нравственные принципы старого ханжи Вильсона.
