Часть 1. Роль среды - [38]
Кочевая жизнь Балкан, Анатолии и Северной Африки в освещении западных источников
Попытка все объяснить с помощью этих двух завоеваний — арабского нашествия VII и последующих веков и турецкого, относящегося к XI веку и следующим, — это упрощение необходимое и дозволенное, но все же упрощение. Дромадерам не нужно было дожидаться арабских походов, чтобы попасть в Северную Африку и в Сахару. Точно так же верблюды появились в Анатолии еще до первых побед Сельджукидов. Но в общих чертах схема верна. Средиземноморье, расположенное на стыке жарких и холодных пустынь, в своей совокупности рассекающих континентальную массу Старого Света, сталкивается с проникновением в свои пределы образа жизни, естественного для кочевников Азии.
Во всяком случае, это богатое наследие прошлого в XVI веке дополняет картину полуостровной жизни Средиземноморья — Балкан, Анатолии, Северной Африки, — где система сезонных перегонов скота в том виде, как их рисуют наши западные источники, была нарушена, оттеснена на окраины или подверглась значительным изменениям. Это важное уточнение помогает понять характер некоторых горных «островков», независимых, но отгородившихся от внешнего мира и вызывающих его опасение и вражду, например Джебель Друза, автономии, совершающей своего рода «набеги на мавров, турок и арабов»>328, или Кабилии — в испанских текстах королевство Куко — независимой, но стесненной в плане внешних сношений. Напрасно его правители пытаются установить контакт с испанцами, в особенности с помощью маленького прибрежного участка Стора (рядом с современным Филипвиллем)>329. В Северной Африке дело обстоит еще сравнительно просто. Каждое лето многочисленные кочевники пригоняют свои стада к морю; с приближением зимы они возвращаются на юг и в Сахару. Таким образом, жители гор получают передышку, во время которой их стада могут пастись в низине, оставленной ими на пороге зимы. Ничего подобного, как мы говорили, нет в Анатолии и тем более на Балканах, где потоки сезонных движений скота смешиваются и сталкиваются с кочевыми. На востоке Балканского полуострова турецкое правительство под давлением обстоятельств основало колонии кочевников, юрюков Малой Азии, в надежде привязать их к месту и укрепить свои вооруженные силы. Впрочем, это не единственные кочевники на широком пространстве Балкан.
Указанное достаточно ясное в сравнении с Италией или Испанией различие не укрылось от глаз западных путешественников как недавнего, так и далекого от нас времени. Перемещения кочевых (или, лучше сказать, полукочевых) скотоводов запечатлелись и в памяти Диего Суареса>330, автора солдатских записок об Оране, и фламандца Бузбека, и такого замечательного путешественника, как Тавернье, и любознательного барона де Тотта, и англичанина Холланда, современника Шатобриана. Самую интересную картину рисует Холланд, который в 1813 году>331 встретился с суровыми пастухами Пинда, гонящими свои стада в полупустынные в то время поля Салоник, или на берега залива Арта, своего рода внутреннего глубоководного моря. Каждый год с наступлением лета они снова отправляются в дорогу в родные горы. Это, несомненно, кочевники, потому что с ними едут их жены и дети За длинной цепочкой баранов, задающих ритм движения, тянется обоз, насчитывающий до 1000 лошадей, навьюченных хозяйственной и домашней утварью, палатками и младенцами в лукошках. Даже попы сопровождают свою паству.
Кочевниками были и те люди, которых Бузбек>332 видел в окрестностях Анкары, где разводят ангорских овец и баранов с жирными курдюками, известных в Северной Африке под именем берберских. «Пастухи, гонящие эти стада, день и ночь проводят в поле; они везут с собой своих жен и детей на двуколках, которые служат им жилищами; у некоторых из них, однако, есть небольшие шатры; эти люди забредают довольно далеко и при удобном случае занимают новые территории; иногда они уходят на равнину, иногда поднимаются на возвышенности, иногда спускаются в долины; их маршруты и места стоянки зависят от времени года и обилия пастбищ». На границе между Арменией и Халдеей, «в четырех часах в пути от города Эривань, — пишет Тавернье>333 в середине XVII века, — находятся высокие горы, куда летом приходят живущие в жарком краю на стороне Халдеи крестьяне, числом до 20 тысяч шатров, то есть семейств, в поисках хорошего выпаса для своей скотины; в конце осени они отправляются в обратный путь».
В этом случае сомнений также не возникает. Сто лег спустя этих же кочевников-туркмен встречает барон де Тотт, но его свидетельство грозит оставить нас в легком недоумении. «Народы, — пишет он, — которые зиму проводят в середине Азии, а летом доходят до Сирии в поисках пастбищ для своих стад, прихватив с собой свой скарб и оружие, считаются кочевниками, но являются ими не более, чем испанские пастухи, которые, следуя за своими овцами, проходят в течение восьми месяцев по всем горам Андалусии»>334.
Открываемая таким образом дискуссия полезна, но заслуживает лишь краткого отступления. Смешивать кастильских rabadanes и туркменских скотоводов можно только на первый взгляд, представив себе огромные расстояния, преодолеваемые «странствующими стадами» Месты. Туркмены не покрывают больших расстояний, но путешествуют вместе со своими семьями и жилищами. В этом заключается разница. Кроме того, разногласия касаются слова «номады»
