Часовщик с Филигранной улицы - [3]

Под широким крыльцом его дома спал местный нищий.

– Здорово, Джордж.

Джордж в ответ промычал нечто невразумительное.

Войдя в подъезд, Таниэль, стараясь не шуметь, поднялся по скрипучей деревянной лестнице: стены в доме были очень тонкие. Его комната, с видом на реку, находилась на четвертом этаже. Несмотря на свой безрадостный вид снаружи – из-за сырости и туманов стены были покрыты плесенью, – внутри пансион выглядел гораздо симпатичней. В каждой из простых опрятных комнат имелись кровать, плита и раковина. Хозяйка предоставляла пансион только одиноким мужчинам; годовая плата в пятьдесят фунтов включала в себя комнату и одноразовое питание. По сути, примерно то же самое, только бесплатно, получали заключенные в тюрьме по соседству. Порою это обстоятельство наводило его на горькие размышления. Он прежде мечтал о доле лучшей, чем арестантская. Поднявшись на свой этаж, Таниэль обнаружил, что дверь в его комнату приоткрыта.

Он остановился, прислушиваясь. У него не было ничего, что могло бы заинтересовать вора, хотя на первый взгляд запертый ящик под кроватью мог произвести впечатление ценной вещи. Откуда было знать взломщику, что ящик набит нотами, к которым он не прикасался уже много лет.

Таниэль задержал дыхание и снова стал слушать. Было абсолютно тихо, но тот, внутри, тоже мог затаиться. После продолжительного ожидания он толкнул дверь кончиками пальцев, она распахнулась, и Таниэль резко отступил назад. Никто не вышел. Оставив дверь открытой, чтобы комната освещалась из коридора, он схватил лежавшую на буфете спичку и чиркнул ею о стену. Поднеся горящую спичку к фитилю лампы, он ждал, пока та зажжется, и кожей чувствовал чье-то присутствие, уверенный, что незнакомец сейчас проскользнет у него за спиной.

Когда лампа наконец зажглась, она осветила пустую комнату.

Он стоял с обгоревшей спичкой в руке, прислонившись спиной к стене. Все вещи были на своих местах. Сгоревший кончик спички раскрошился и упал на пол, оставив на линолеуме черный след. Он заглянул под кровать. Ящик с нотами стоял нетронутый. Деньги, отложенные для сестры, которые он хранил под половицей, тоже оказались целы. Укладывая на место половицу, он вдруг заметил поднимающийся из носика чайника пар. Таниэль прикоснулся пальцами к стенке чайника: он был горячий. Открыв заслонку плиты, он обнаружил, что угли под сизым налетом все еще тлеют.

Посуда со столешницы исчезла. Он задумался. Вор, как видно, был в отчаянном положении, если решил украсть немытые тарелки. Он открыл буфет, чтобы посмотреть, не утащили ли у него заодно и столовые приборы, и обнаружил все свои тарелки и миски, сложенные аккуратной стопкой. Они были еще теплыми после мытья. Он снова огляделся вокруг. Ничего не пропало, или, во всяком случае, ничего, о чем он мог вспомнить. В конце концов, озадаченный, он снова спустился вниз. Снаружи, казалось, было еще холоднее, чем всего несколько минут назад. Как только Таниэль распахнул дверь, на него хлынул поток ледяного воздуха, и он плотно обхватил себя руками. Джордж все так же спал на крыльце.

– Джордж, Джордж, – позвал он и, задержав дыхание, потряс нищего за плечо. От старика пахло немытым телом и звериным мехом. – Ко мне залезли в квартиру. Кто это был, не ты ли?

– У тебя нечего красть, – проворчал Джордж; сказано было так, будто старик точно знает, о чем говорит, но Таниэль решил пока оставить это без внимания.

– Ты кого-нибудь видел?

– Может быть.

– Я… – Таниэль пошарил в карманах. – У меня есть четыре пенса и резинка.

Джордж вздохнул и сел в своем гнезде из грязных одеял, чтобы взять монеты. Где-то в складках его одеяла пискнул хорек.

– Я не слишком хорошо видел, ты понял? Я спал. Ну, или старался уснуть.

– Так ты видел…

– Пару ботинок, – ответил он.

– Понятно, – сказал Таниэль. Джордж был немолод уже в начале времен и поэтому, хоть иногда и раздражал, заслуживал снисхождения. – Но здесь живет множество людей.

Джордж досадливо посмотрел на него.

– Если бы ты целыми днями сидел тут на земле, ты бы всех запоминал по обуви, и ни у кого из вас нет коричневых ботинок.

Таниэль не был знаком с большинством своих соседей, однако поверил нищему. Насколько ему было известно, все они работали клерками, вроде него самого; из таких, как они, состояла толпа людей в черных пальто и черных шляпах, наводнявших Лондон в течение получаса каждое утро и каждый вечер. Он машинально посмотрел вниз на свои черные ботинки. Они были старыми, но начищенными до блеска.

– Еще что-нибудь заметил? – спросил он.

– Господи, что такого важного он у тебя украл?

– Ничего.

Джордж выдохнул с присвистом.

– Тогда чего ты волнуешься? Поздно уже. Кое-кто хочет поспать, пока не явился констебль и не вышвырнул его отсюда ни свет ни заря.

– Хватит уже ныть. Ты вернешься сюда в ту же секунду, как только он уйдет. Таинственный незнакомец вламывается в мою квартиру, моет посуду и исчезает, ничего не взяв. Я желаю знать, что это было.

– Ты уверен, что это не твоя мать приходила?

– Да.

Джордж вздохнул.

– Маленькие коричневые ботинки. На каблуке какая-то надпись не по-нашему. Может, мальчишка.

– Верни мне мои четыре пенса.