Чаша с ядом - [48]

– Ты уверен, сын? Ты готов поклясться в этом на своем мече?

Вместо ответа Хью мгновенно выдернул из ножен три фута стали и, воздев их над головой на манер хоругви, торжественно поклялся своей рыцарской честью, что он не имеет отношения к тому, что Адель зачала ребенка. Для Феррарсов подобная воинская клятва значила больше, чем клятва именем Господа, и это вполне удовлетворило отца Хью, который собственноручно зарубил бы сына, если бы тот солгал, принося столь торжественную клятву на своем мече.

Гай с триумфом обернулся к де Курси.

– Возьмите свои слова обратно, сэр! Вы оклеветали мою семью, тогда как, кажется, согрешила ваша дочь. Если это был не мой сын, тогда она должна была спать с чужим мужчиной.

Де Курси, еще один норманн со столь же трепетным отношением к такой торжественной клятве, выглядел так, словно из него выпустили воздух. У Джона возникло чувство, что в этой битве за фамильную честь все как-то забыли об умершей женщине.

Однако лорд Феррарс еще не закончил своей тирады. Он безжалостно продолжал:

– Сэр, если бы не это происшествие, вы позволили бы моему сыну жениться на вашей нечестивой дочери! Помолвленная с моим сыном и носящая чужого ребенка, а? Разве так подобает вести себя норманнам?

Де Курси не выдержал, вырвался их рук де Ревелля, который пытался удержать его, и снова кинулся на Феррарса, пытаясь одновременно вытащить меч из ножен.

– Не смей ставить под сомнение честь моей дочери, Феррарс! – выкрикнул он. – Вчера она была достаточно хороша для твоего сына. Теперь она лежит бездыханная, и ты клевещешь на нее, когда она не может выступить в свою защиту. Если действительно правда, что твой сын не является отцом этого нерожденного ребенка, то тогда она стала жертвой насилия, как бедная дочь того буржуа на прошлой неделе.

– А как могло получиться, что вы ничего не знаете об этом вымышленном изнасиловании? – саркастически бросил Гай.

– Ей могло быть очень стыдно, и она не решалась рассказать нам, – ответил де Курси, убежденный теперь, что так оно и было на самом деле.

К младшему Феррарсу вернулся голос, но обуздать свой норов он не сумел.

– Кто отец ребенка, в данный момент не имеет никакого значения, – закричал он. – Она мертва, и я не смогу жениться на ней. Но кто-то лишил ее жизни, со злым умыслом заставив ее сделать аборт. Он лишил меня нареченной, и на карту поставлена моя честь. Я найду и убью его… а потом отца, и убью его тоже! – Он выхватил меч и с силой взмахнул им.

К этому времени вдоль низкой ограды двора выстроилась небольшая толпа зевак из близлежащих хижин, которые, затаив дыхание, глазели на эту неожиданную драму, скрасившую их унылый день.

Гвин и Томас смотрели на происходящее с противоположного конца двора, причем корнуоллец пребывал в нерешительности относительно того, стоит ли ему выступить и снести с плеч парочку голов. Но хозяин его не подавал знака, и ранг действующих лиц предполагал, что ему лучше не распускать кулаки.

Шериф, которому хотелось оказаться за тысячу миль отсюда, вмешался в надежде восстановить мир.

– Милорды, это очень тяжелый момент для всех нас, особенно для тех, кто был близок к покойной леди. Но нам надо заняться делом, если мы хотим поймать злоумышленника. Я хочу, чтобы вы взглянули на тело и подтвердили, что это действительно госпожа де Курси. – Он неохотно добавил: – Полагаю, коронеру для соблюдения формальностей тоже нужно нечто подобное.

* * *

В другой части маленького городка Эдгар вернулся к работе в аптеке Николаса. Он снова навещал Кристину и был унижен и оскорблен тем, что она в его присутствии оставалась апатичной, молчаливой и отрешенной. Несмотря на все жалкие потуги тетки Бернис сблизить их друг с другом, дочь городского старшины безучастно сидела в кресле у огня и лишь односложно отвечала на его выражения сочувствия.

Худой, кожа да кости, молодой человек обреченно сидел рядом с ней на табурете, прядь волос беспрестанно падала ему на лоб, а он отчаянно и безуспешно пытался придумать, что бы сказать такого, чтобы хотя бы тень интереса оживила ее прекрасное лицо. Эдгар испытывал противоречивые чувства. Одно мгновение его переполняла острая жалость к своей предполагаемой супруге, а в следующее он чувствовал себя так, словно живет в другом мире, где нет места незнакомке по имени Кристина. Снова и снова он гнал от себя тайную мыслишку, что никогда не сможет заставить себя жениться на ней – на женщине, которую, говоря библейским языком, знал другой мужчина.

Спустя полчаса он сдался и, испытывая неприличное чувство облегчения, придумал повод удалиться, сказав, что ему необходимо вернуться к своему учителю, хозяину аптеки.

Эдгар выскочил на главную улицу и побрел по ней мимо Карфуа, где свернул на Фор-стрит, на которой и располагалось заведение Николаса из Бристоля. По дороге чувство стыда за собственное непостоянство постепенно угасло и сменилось растущим гневом. Такое случалось с ним регулярно, стоило ему покинуть дом Риффордов и смешаться с другими людьми. Гнев его не имел конкретного приложения, он был направлен на всю мужскую половину рода человеческого. Откуда ему знать, может, тот человек, с которым он столкнулся на узенькой улочке, изнасиловал Кристину!