Чаша цикуты. Сократ - [53]

Толмид склонился над миской с бобами и замолчал.

   — Ты зря обидел юношу, — упрекнул Сократа Софокл. — Юность тем и прекрасна, что ни в чём не знает меры.

   — Не сердись, — попросил Толмида Сократ. — Ты прекрасно дрался, я это видел. Я просто хотел напомнить тебе, что и мой меч потрудился на славу.

   — Да, конечно, — улыбнулся Толмид и принялся с прежним жаром рассказывать о том, как дрался с фиванцами Сократ.

   — Что ж ты и теперь не остановишь Толмида? — спросил Сократа Софокл.

   — Не могу, — рассмеялся Сократ. — Пока на моём счету не окажется столько же фиванцев, как и на счету Толмида, я не смогу остановить его.

   — Жаль, что мне не довелось поучаствовать в сражении, — с искренней завистью к Толмиду и Сократу сказал Хромой. — Если б я был там, вам бы не досталось ни одного фиванца.

   — Какие хвастуны! — возмутился Софокл. — Ужасные хвастуны! Давайте-ка лучше поговорим о том, как нам поскорее выбраться из города. Чует моя душа, что этим сражением всё не кончилось. Фивы не смирятся со столь позорным поражением. Нужно немедленно уезжать.

В тот день покинуть Платею им не удалось: сначала из-за того, что власти города решили никого не выпускать за городские стены, кроме разведчиков и вестника, посланного в Афины с сообщением о нападении фиванцев, а к полудню стало известно, что новый отряд фиванцев, перейдя разлившуюся от дождей реку Асоп, вторгся во владения Платеи, захватывая граждан, находившихся в своих загородных имениях, и работавших на полях рабов. Ясно, что фиванцы с радостью взяли бы в плен и афинян, попадись они им в руки, поэтому Сократ и Софокл решили, что останутся в Платее до изгнания фиванцев.

События между тем разворачивались следующим образом, о чём городской глашатай регулярно сообщал платейцам, собравшимся на площади: едва разведчики обнаружили на асопской переправе новый отряд фиванцев и прислали об этом донесение, как городские власти тотчас отправили к фиванцам депутацию с требованием немедленно покинуть владения Платеи, освободив всех её граждан и рабов, захваченных в имениях и на полях. В противном случае, объявила фиванцам платейская депутация, платейцы умертвят всех заложников числом в сто восемьдесят человек, которых они захватили минувшей ночью. Фиванцы в свою очередь отправили в Платею депутацию, поручив ей воочию убедиться в том, что их передовой отряд частью уничтожен, а частью взят в плен. Платейцы встретили фиванскую депутацию криками праведного гнева: ведь Фивы попытались захватить Платею в мирное время, внезапно, без объявления войны, как варвары, совершив тем самым ужасное нечестье. Фиванцы быстро убедились в том, что их передовой отряд действительно разгромлен, дали обещание платейцам немедленно покинуть их землю и освободить из плена их сограждан и под улюлюканье толпы покинули город. Вскоре разведка донесла, что главные силы фиванцев переправились обратно через Асоп, отпустив всех пленников. Платейцы открыли все городские ворота и до вечера приняли всех своих сограждан, находившихся до этого вне города. Ночью же умертвили фиванских заложников...

   — Зачем? — схватился за голову Софокл, — Зачем они это сделали? Фиванцы ушли, и, значит, заложников следовало пощадить!

   — Пожалуй, — согласился Сократ, но обсуждать случившееся отказывался, так как считал, что поступок платейцев могут обсуждать только боги.

   — Почему только боги? — набросился на Сократа Софокл.

   — Потому что поступок платейцев ужасен. Его не выдержит никакая чаша человеческих весов. Он за пределами наших суждений, — ответил Сократ.

   — А для богов он подходит? — не мог уняться Софокл.

   — Несомненно. То, что нам кажется ужасным, может оказаться вполне приемлемым для богов, тяжёлое — лёгким, гигантское — ничтожным. Пусть о том, что выходит за пределы человеческих законов, судят боги. Подозреваю, что такие события и происходят по воле богов... Собираться! — закричал он на Толмида. — Что ты здесь возишься?! Иди запрягай лошадей!

Они выехали из Платеи через южные ворота, намереваясь добраться до Дельф в обход Фив, по прибрежным дорогам.

XIV

Вестовой Перикла Антикл известил всех стратегов о том, что Перикл созывает их на тайное совещание в Одеон, которое состоится с наступлением темноты. В том, что совещание предполагалось провести тайно, для стратегов не было ничего необычного. Тайные совещания стратегов проводились и раньше. На них обсуждалось, как правило, лишь то, что не могло стать достоянием гласности: вопросы войны и оснащения армии. Предполагалось, что сведения об оснащении армии и начале объявления войны следует до поры до времени хранить в тайне, чтобы они не стали достоянием врагов. Срок «до поры до времени» был вполне определённым: до народного собрания, на котором объявлялась война и принималось решение об оснащении армии, предложенное заранее (тайно) и заранее обдуманное стратегами.

Как всегда, были приняты меры предосторожности — удалены из Одеона все люди, которые по долгу службы или работы находились в нём, а вокруг Одеона выставлена вооружённая охрана стратегов.

Стратеги устроились на нижней скамье театрона и слушали Перикла, который расхаживал перед ними по орхестре