Чаша цикуты. Сократ - [12]

.

IV

Они перебегали от навеса к навесу, от портика к портику, пользуясь малейшей заминкой дождя. Перепрыгивали через лужи, по которым порывистый ветер гонял водяные пузыри и рябь. Охрана Перикла, состоявшая из шести эфебов, весело кидалась под дождь, хохотала и дурачилась — ведь каждому из эфебов было не более двадцати. Сократ, кажется, только и был занят тем, что наблюдал за играми эфебов, коротко остриженных мальчиков, сопровождая их прыжки и беготню восклицаниями — так он восхищался ими и завидовал их молодости и дурачествам. Он был вдвое старше любого из них, а это что-нибудь да значило, хотя ни на силу, ни на ловкость свою Сократ пожаловаться ещё не мог. Но вот что несомненно отличало его от весёлых эфебов — у него уже не было их беззаботности, чтобы так прыгать, обдавая друг друга брызгами из дождевых луж, и звонко смеяться.

   — С твоей охраной не соскучишься, — сказал Сократ Периклу, когда они оказались под очередным навесом.

   — Вон тот — Алкивиад[40], — указал на одного из эфебов Перикл. — Ты не узнал его. Он добровольно присоединился к охране. От скуки, должно быть.

   — Славный мальчик, — произнёс Сократ. — Жаль, что Клиний так рано погиб, не увидев сына в расцвете лет. Я помню, как храбро дрался Алкивиад в бою при Потидее.

   — Ты спас тогда ему жизнь, Сократ[41], — напомнил Перикл. — Не отказывай ему в защите и помощи и впредь. Кстати, Алкивиад, как и я, из рода Алкмеонидов. И если Афины исполнят требование Спарты об очищении нашего города от осквернения, причинённого по решению Алкмеонида Мегакла, то изгнанию подвергнется и Алкивиад.

   — Есть такое требование? — встревоженно спросил Сократ.

   — Да. Его выдвинуло новое посольство из Спарты.

   — Афиняне откажут им в этом требовании, Перикл.

   — Так ли? Афиняне убили Фидия, Сократ.

   — Да. Но, изгнав тебя, Перикл, афиняне подпишут свой смертный приговор. Нет в Афинах человека, который смог бы заменить тебя.

   — Не знаю, — ответил Перикл. — Следовало бы выдвинуть требование Спарте в ответ на требование посольства Архидама. Мол, выполним ваше, если вы выполните наше. Требование, как ты понимаешь, должно быть таким, чтобы спартанцы не смогли его выполнить.

   — Это просто сделать, — сказал Сократ. — У Спарты грехов не меньше, чем у Афин. Например, можно потребовать, чтобы спартанцы изгнали виновников преступления на Тенаре: там они убили илотов в храме Посейдона. Они также совершили страшное святотатство против Афины Меднодомной, в храме которой замуровали Павсания, своего военачальника, предавшего их варварам[42]. К этому святотатству причастен, кажется, царь Архидам.

   — Прекрасно! — обрадовался Перикл. — Ты изложишь это письменно, Сократ. Как только мы придём в Булевтерий.

   — Согласен, — ответил Сократ. — Правда, я давно не брал в руки книдскую камышинку и, возможно, совсем разучился писать.

   — Не отлынивай! Ведь речь идёт о спасении Алкмеонидов, а их вместе со мной и Алкивиадом в Афинах наберётся не один десяток.

Они перебежали через площадь к портику храма Гефеста. Во время этой перебежки Сократ поравнялся с Алкивиадом и хлопнул его по плечу.

   — Я рад видеть тебя, — произнёс Алкивиад смеясь. — Скорее бы война и чтоб нам снова оказаться вместе! Самое приятное для мужчины — это красивые женщины и война! Не правда ли, Сократ?

   — Это следует обсудить, — ответил Сократ. — Пригласи меня на пир.

Портик защитил их от дождя и ветра. Перикл отряхнул свой плащ, Сократ вытер мокрое лицо подолом хитона.

   — Что за погода, — посетовал Перикл, — в такую погоду лучше сидеть дома.

В двух стадиях от них возвышался холм Акрополя, но ни Пропилен, ни Парфенона не было видно — их затянуло сеткой дождя. Площадь перед ними была пуста, если не считать двух телег, прогромыхавших по её мокрым камням. Эфебы стояли поодаль справа и слева, разделившись на две группы. Алкивиад оставил своих товарищей и подошёл к Периклу.

   — Уже и до них дошёл слух о смерти Фидия, — сказал он. — Неужели богам было угодно допустить такое?

   — Скорбна участь всех людей, — ответил Перикл. — Боги скрыли от них источник существования и обрекли на тяжкий труд и муки. Человеку лучше вовсе не родиться. А кто родился, тому лучше умереть, чем жить. В смерти нет ни беды, ни печали. Своих любимцев боги награждают ранней смертью, а кого обошли наградой в молодости, тому посылают смерть в старости, по завершении всех дел.

   — Говорят, будто ты отравил Фидия, — дослушав Перикла, молвил Алкивиад. — Я этому не верю, но так говорят и так будут судить...

   — Всё ложь! — нахмурился Перикл. — Болтать об ужасных преступлениях — древняя забава афинян. И это странно, — повернулся он к Сократу. — Ведь дурных дел совершается намного больше, чем хороших. И, стало быть, по-настоящему редкая новость — это хорошее дело. Но болтают о дурных делах, которые, в сущности, ни для кого не новость. Прав был Биант, чьи слова высечены на камнях Дельфийского храма: худших — большинство[43]. И добрые дела им не в радость, а порочить лучших людей — наслаждение. Скажи это эфебам, — велел он Алкивиаду.

   — Ты говорил мудро и длинно, — сказал Алкивиад. — Я всего не запомнил. Достаточно ли, если я скажу, что слухи лживы?