Чаша Бланшара - [5]

Она собиралась разжечь огонь, что приходилось делать каждый день независимо от сезона, потому что тепло в подвал никогда не поступало. Элси доставала уголь и щепки из корзины, вытирала их, чтобы убрать большую часть грязи, и укладывала в очаг настолько осторожно, что казалось, она строит карточный домик. Когда горка выросла, она подожгла ее щепкой, зажженной от одной из свеч, затем принялась раздувать огонь, пока в голове не зашумело и первые, нерешительные язычки пламени не начали пробираться вверх через черную пирамиду.

Пока Элси была занята, Гарри стащил с кровати одеяло и накинул его на плечи, чтобы согреться. Он наблюдал за стараниями дочери и все больше злился — в животе урчало от голода. Как только огонь занялся, Элси села на пятки.

— Бросай все! Я хочу есть! — рявкнул Гарри и, сунув ей шиллинг, приказал: — Немедленно иди в мясную лавку. Возьми говяжий пудинг и кварту эля. И сразу же назад, не смей задерживаться, а то получишь взбучку.

Элси молча кивнула, взяла монету и поспешила уйти. Через десять минут она вернулась с кувшином в одной руке и дымящимся пудингом в другой. Грохнула кувшин и пудинг на стол и стала рыться в поисках тарелки и ложки. Гарри наполнил свою кружку и выхлестал эль в один прием, затем вытер ложку о рукав и погрузил ее в самое сердце пудинга. На тарелку полились жир и подливка, посыпалось жирное мясо. Глотая слюни в предвкушении, Гарри набрал полную ложку пудинга и сунул все ее жирное содержимое в рот. Он жевал, глотал, пил и наполнил свой рот несколько раз, прежде чем его глаза оторвались от тарелки и остановились на дочери. Она снова сидела скрючившись у огня.

— Где твоя тарелка? — спросил он. — Тащи скорее, а то останешься голодной.

Элси поднялась на ноги. Взяла с доски над очагом небольшое блюдце и кружку с отбитым краем и нерешительно поставила их около отца. Она не мигая смотрела, как он отделил кусочек пудинга, наполовину наполнил ее кружку элем и подвинул к ней. Гарри сидел на единственном стуле в подвале, так что она пристроилась у стола на перевернутой корзине из-под угля.

— Ну? — спросил Гарри Дрейк, когда на его тарелке не осталось ни крошки. — Что-нибудь видела сегодня?

Элси пожала плечами:

— Ничего нового. Я пришла туда около шести. Мастерскую открыл в половине восьмого один из подмастерьев. Два ремесленника пришли вскоре после этого. Джентльмен из соседнего дома пришел около восьми.

Гарри Дрейк кивнул, но затем сдвинул брови:

— Когда мне случилось проходить рядом, я заметил, что ты разговаривала с какой-то леди, а затем убежала. В чем дело?

— Ничего особенного.

— Это уж мне судить.

Элси подумала об Агнесс, о пироге, купленном на ее монетки, кошельке, все еще лежащем в ее кармане, и апельсине, съеденном целиком с кожурой и семечками. Она невинно распахнула глаза:

— Это никакая не леди. Всего лишь служанка, которая прогнала меня со ступеньки.

— Но не служанка Бланшаров?

— Нет, па. Я же осторожна. И не дура.

Гарри поковырял в зубах своим перочинным ножом:

— Мое дело будет сделано сегодня ночью. Завтра возвращайся на реку. У нас мало топлива. И посмотри, что еще ты сможешь найти.

Элси кивнула и протянула озябшие ладони к огню. Языки пламени были того же цвета, что и апельсин. Она все никак не могла забыть его, и это мешало ей сосредоточиться.

ГЛАВА З

Поколения Бланшаров жили и работали на Фостер-лейн. Великолепная мастерская когда-то была самой модной в Лондоне, и соседний дом, в котором жила семья, был роскошно обставлен, поскольку Бланшары всегда считали свое ремесло значительно выше других профессий. За обедом они ели из серебряных тарелок, а в двух канделябрах в виде коринфских колон горела дюжина лучших свечей из пчелиного воска. Патриарх семьи, Николас Бланшар, утверждал, что это вовсе не экстравагантность: хорошо накрытый стол не только приятен, но и очень полезен для дела. Можно пригласить к обеду клиентов. Ничто так не помогает получить выгодные заказы, как прекрасно зажаренная утка, поданная на великолепном серебряном блюде, или пунш в восхитительной вазе, или соленья в искусно изготовленных раковинах устриц.

Теодор Бланшар, единственный сын Николаса, вовсе не был так в этом уверен. Год назад после долгих увиливаний Николас передал управление мастерской сыну. Но когда Теодор просмотрел счета и книгу заказов, он обнаружил, что их с виду процветающее дело далеко не такое доходное, как пытался изобразить отец. Продавалось совсем немного мелких серебряных предметов, в течение многих месяцев не поступало никаких специальных заказов, за одним-единственным исключением — заказом на гигантскую чашу для охлаждения вина. Теодор ломал голову, почему так сократился доход и что следует предпринять, чтобы изменить ситуацию. Он начал экономить: ограничил развлекательные мероприятия, проводимые его женой Лидией, хозяйкой дома, сократил расходы на хозяйство и велел экономке быть бережливой.

Но стоило Николасу услышать об этих мерах, как он отказался подчиняться. Он сомневался в пессимистической оценке счетов сыном. Если Бланшары стали менее зажиточными, чем раньше, то лишь из-за недостатка опыта у Теодора и его неумения руководить делом. Возможно, Теодор предпочтет, чтобы отец снова взял бразды правления в свои руки? А тем временем — не важно, сколько за столом собиралось народу, три человека или тридцать, — он желал, чтобы были выставлены все тарелки и супницы, напоминающие ему о том, что он создал.