Час ведьмы - [41]

— А что насчет виселицы? — спросила она, намеренно игнорируя его оптимизм.

Мать взяла ее за руку и сказала:

— Мэри, не глупи. В твоей душе нет такой черноты, чтобы завтра кто-либо в самом деле поверил бреду Кэтрин Штильман. К тому же эти вилки привез твой отец.

— И люди скажут, что это я их закопала.

— Но ты этого не делала, — возразила Присцилла Берден.

— В первый раз я этого не делала.

— Да. В первый раз, — повторил нотариус почти шепотом.

— Мы не знаем, были ли то мужчина, женщина или демон, кто в первый раз воткнул в землю эти вилки и пестик. Я только знаю, что это была не я, — продолжала Мэри.

Бенджамин окунул перо в чернильницу и написал себе короткую пометку. Потом сказал:

— Давайте не будем топтаться на этих деталях, Мэри. Как сказала ваша матушка, в этом отношении вам бояться нечего.

И вновь на кратчайший миг глаза старших встретились, подтверждая некий тайный сговор, как и в тот раз, когда ее родители беседовали с магистратом Ричардом Уайлдером и преподобным Джоном Нортоном. Мэри не знала, стоит ли ей бояться или уповать на замыслы, что зрели в умах этих достойнейших представителей своей веры.

Местные суды были в Кембридже, Бостоне, Салеме, Спрингфилде, Ипсвиче и Йорке. Как низшие судебные инстанции они разбирали только те гражданские споры, где доля была меньше десяти фунтов. Но они также заслушивали дела о мелких преступлениях: тех, где виновного не приговаривали к изгнанию, к отсечению конечности посредством ножа или топора или к смерти через повешение. Здесь призывали к порядку праздных, наказывали тех, чье платье признавалось слишком нарядным, и штрафовали всех, кто торговал с дикарями без соответствующей лицензии.

Выше стоял колониальный губернаторский совет. В него входили губернатор, заместитель губернатора и двенадцать избираемых помощников, но редко когда все четырнадцать магистратов присутствовали в течение всего заседания. Это были занятые люди, и достаточно было присутствия семерых из них, чтобы вынести вердикт по гражданским вопросам — таким как прошение о разводе Мэри Дирфилд — или представленным им обвинениям в преступлении. Они слушали, задавали вопросы и порой удалялись на закрытое совещание. Затем голосовали, и решение было за большинством.

В тот день в суде присутствовали одиннадцать магистратов, в том числе друг Берденов Ричард Уайлдер, когда Мэри, ее родители и Бенджамин Халл поднялись на второй этаж городской ратуши. Губернатор Джон Эндикотт также присутствовал на скамье. Ему было около семидесяти пяти, и Мэри он показался тщедушным стариком, когда с трудом вышел за кафедру перед большим собранием. Вокруг было полным-полно просителей и свидетелей, человек тридцать или тридцать пять, и тут в толпе она увидела Томаса. Он стоял, прислонившись к стене и сцепив перед собой руки, рядом был его адвокат. Мэри кивнула Томасу и почтительно поклонилась, после чего мысленно выбранила себя за рефлекторное раболепство. Томас смотрел непривычно мягко, а лицо его казалось добрым. Мэри предположила, что такова его стратегия.

Прочие магистраты сидели за длинной полированной дубовой стойкой, на внушительно высоких скамьях, в черных судейских мантиях. Мэри окинула взглядом толпу, но больше знакомых лиц не увидела. Однако от этого ей не стало легче, так как она знала, что в суд вызвали служанку ее родителей Абигейл, и матушка Хауленд тоже намеревалась выступить. Все они, кому предстояло давать показания, наверняка были где-то в толпе на площади или в ратуше и появятся, когда их вызовут.

— Перед твоим делом выслушают не более трех-четырех прошений, Мэри, — предупредил ее Халл. — Все довольно стандартные, и, я думаю, с ними быстро покончат. Но никогда не знаешь наверняка. Порой даже самые очевидные решения выносятся с придирчивостью, граничащей с привередливостью.

Мэри кивнула, но ничего не ответила. Скоро она заговорит от своего имени. Чтобы не вызвать к себе гнева магистратов, она не стала обращаться за помощью к адвокату; Томас избрал противоположную тактику, но она полагала, что ему все равно придется отвечать на вопросы. Женщина нервничала, но тревога не истощала ее самообладания. Последние несколько недель она тщательно репетировала свои ответы, готовясь так же прилежно, как некогда в детстве в Англии, когда учитель давал ей задания. Отец позаботился о том, чтобы Мэри получила достойное образование, и приглашал учителей английского языка и музыки. Другим девочкам также давали уроки танцев, иногда это было нормой даже в тех семьях, которые планировали позднее переехать в Новую Англию. В конце концов, Библия не запрещает танцевать. Мэри помнила, как завидовала тем девочкам, но отец был тверд в своем решении: танцы развивают склонность к распутству. Однако к нынешнему дню Мэри готовилась куда серьезнее, отчаянно стремясь к цели, которой не имела в детстве.

Она размышляла над тем, что скажет и как будет отвечать на вопросы магистратов, когда пристав губернаторского совета ударил по полу жезлом и призвал к тишине. Толпа стихла, и все как один повернулись к магистратам. Губернатор только-только надел свою черную мантию.