Час ведьмы - [32]

Она обернулась к Мэри.

— Я вернусь через минуту. Полагаю, вы знакомы с Генри.

— Да, — ответила Мэри, и Элеонора скрылась за дверью по другую сторону стола.

— Приветствую, — сказал он ей. — В этот дождливый день я и не ожидал такого благословения.

Мэри вскинула бровь в ответ на его заигрывание: в действительности он никак не мог считать ее благословением. Она видела его в третий раз, и одежда на нем была все лучше: сегодня на нем был багровый камзол из мягкой фламандской шерсти. Воротничок и манжеты были девственно чисты.

— Доброго дня, Генри, — церемонно ответила она, но откинула капюшон. Она заметила, что ее голос слегка дрогнул. Он тоже услышал это в коротком предложении?

— Тетя и дядя рассказали мне о ваших несчастьях.

— Моя рука уже заживает. Но благодарю вас.

— Я имел в виду более серьезную напасть.

— Порой Господь считает нужным испытывать нас.

— Это верно. Но тем не менее я вам сочувствую. Я незнаком с Томасом Дирфилдом, но почему-то мне кажется, что без него вам будет лучше.

— Да, жить станет несколько легче, — ответила она и показала правой рукой на левую. — Но это будет не та жизнь, на которую я уповала. И она не будет простой.

— Тяжелый труд приятен Господу. Думаю, он даже ждет этого от нас.

И вновь: утверждение, которое смотрелось бы абсолютно уместно в проповеди преподобного Нортона в материнской церкви, в устах Генри Симмонса звучало особенно кощунственно.

— Вы были в церкви в прошлое воскресенье? — спросила она его.

— Если вы меня не помните, значит, я точно не произвожу желаемого впечатления.

— И какое же впечатление вы хотите производить?

— Здесь, в этом мире? О, человека в высшей степени набожного и праведного, разумеется.

— Но при жизни это никому не может быть известно, верно?

— Верно.

— Вы присоединились к церкви? — спросила она.

— Нет. Но я хотел бы отметить, что ваш муж — уважаемый прихожанин, хотя его отношение к вам меньше всего похоже на христианское милосердие.

— Но вы присоединитесь?

Он кивнул.

— Да. В конце концов, рано или поздно от меня будут ждать этого.

— Но это не причина.

Он положил перо и долго и напряженно думал, прежде чем ответить.

— Нет, — наконец согласился он, — не причина.

— Вы придете в церковь в следующее воскресенье?

— Всенепременно.

— Хорошо.

— Мэри, могу я спросить вас кое о чем?

— Конечно.

— О чем вы молите Господа, когда думаете о вашем прошении к губернаторскому совету?

— Я не упоминаю об этом в своих молитвах.

— Неужели?

— Много лет я молила о ребенке, и у меня нет ни одного. Много месяцев я молилась за здоровье Уильяма Штильмана, и он умер. С самого детства я молилась за живых и мертвых, и…

— И на ваши молитвы ни разу не ответили.

— Это не так, — поправила она его. — Но я принимаю, что у Господа есть свой план для нас, и не в моих силах пытаться изменить его видение. Это не в нашей власти — поэтому с недавних пор я решила, что нет смысла просить об этом.

— Я слышал мнение, что молитва на самом деле не меняет мнение Господа, она, скорее, меняет нас.

— Важно само действие.

— Да, важно само действие.

— Я подумаю над этим.

Он кивнул.

— И вы хотите быть творцом своей судьбы, прося о разводе с Томасом Дирфилдом?

— Так же, как я была им, когда вышла за него замуж. Мы несовершенны, совершаем ошибки. Прилагаем все усилия, чтобы их исправить.

На этот раз, когда он улыбнулся, она видела, что это лишь знак одобрения, и хотя подобное чувство не имело под собой оснований, но радость, которую она ощутила в тот миг, была столь же реальна, как и дождь, барабанящий по крыше склада, или капюшон, упиравшийся ей в затылок.

— Мое впечатление о вас не обмануло. Требуется нечто большее, чем нахал на повозке с быками, чтобы остановить или замедлить вас, — сказал Генри.

— Или, — заметила она, — варвар с вилкой.

В тот момент Элеонора вернулась с мадерой. Она переводила взгляд с Мэри на своего племянника и обратно, и Мэри подумала, заметила ли та, как от беседы с Генри — немного фривольной, да, но в той же степени и разумной — разрумянилось ее лицо.

11

Муж, который бьет жену или груб с ней, предает свое вероисповедание и нагло преступает божественный закон, чем оскорбляет нашего Господа и Спасителя.

Показания преподобного Джона Нортона, из архивных записей губернаторского совета, Бостон, Массачусетс, 1662, том III

В субботу падчерица Мэри с мужем и двумя маленькими детьми преподнесла ей сюрприз, придя с визитом в дом к ее родителям. Мэри сидела за прялкой, когда после обеда Перегрин, Джонатан и девочки показались на горизонте. Отец был у себя на складе, а мать понесла в починку сломанную оловянную посуду. Абигейл готовила ужин, а Ханна на улице доила двух коров. Сквозь занавески Мэри увидела, что взрослые идут рядом с лошадью Джонатана, а дети сидят в седле. Оставив пряжу, она вышла наружу поздороваться и пригласить их в теплую гостиную. Девочкам было три и четыре года; Джонатан снял их с лошади и передал Перегрин, которая поставила их на дорожку. Девочки, точно щенята, метнулись мимо Мэри сразу в дом.

Мэри потерла руки и заметила, как быстро изменилась погода. Джонатан — и Мэри, как обычно, вся обмерла при виде столь красивого мужчины, когда он снял теплую вязаную шапку, — говорил Абигейл, как вкусно пахнет индейка, которую та поворачивала на вертеле.