Час пик - [6]

— Вы умеете печатать на машинке? — спросил я. И вдруг меня пронзила сильная боль в паху. Это длилось какую-то минуту, и, как только боль исчезла, я поднялся и вышел из-за стола.

— Да, все что надо отстукаю, — ответила она. — Я приму вас на пробу, но предупреждаю: я очень требователен. А сейчас пройдите в отдел кадров, они введут вас в курс дела. Желаю успеха.

Это было сказано таким начальственно-холодным тоном, что она и догадаться не могла о моих подлинных мыслях. Впрочем, в эту минуту она не была нужна мне. Пусть немножко поработает, покоренная моим обаянием и недоступностью. Я вводил ее в орбиту своего многоступенчатого перспективного плана.

— Вы не пожалеете об этом, пан директор, — сказала она, улыбаясь. — Не сомневаюсь, — убежденно ответил я.

Как и большинство подобных ей девиц, Божена не умела как следует продать себя. Хотя варшавский мужской рынок выглядел довольно убого и у красивой девушки был не ахти какой выбор, у нее все же оставалась возможность стать участницей конкурса песен, или сняться в кинофильме, или устроиться на телевидении. На худой конец она могла попытаться попасть в какойнибудь танцевальный ансамбль или пристроиться манекенщицей в Доме моды. Если уж ей не удалось бы и это, она могла подыскать себе какого-нибудь невзрачного, но влиятельного покровителя и блистать некоторое время в среде художников и артистов, прожив яркую и недолгую жизнь бабочки, а потом — или найти себе мужа, или исчезнуть с горизонта, накопив горечь в своем глупом сердце. Ибо к честному труду она оказалась бы уже непригодной.

— Вы не знаете ни одного иностранного языка? — неожиданно спросил я.

— По-французски кое-как объясниться сумею, — поспешила сообщить она. — Я познакомилась на курорте с одним французом, и мы очень мило болтали.

Я живо, совершенно пластически представил себе эту «болтовню».

— Поедете со мной на аэродром, — распорядился я. Мы были очень заинтересованы в этом итальянце, а появление рядом со мной красивой девушки могло разрядить скуку официальных переговоров и способствовать решению многих вопросов.

Дверь широко распахнулась. В кабинет вошел мой заместитель, начальник отдела технических проектов инженер Обуховский. Здесь для ясности необходимо сказать несколько слов. Я обратил внимание на Обуховского еще несколько лет назад. Как проектировщик он большой ценности не представлял, но был трудолюбивым, точным, выносливым работником и не бросал слов на ветер. Такой человек и был мне нужен для практического руководства учреждением. Он стал моей опорой, и дважды по моему предложению его повышали в должности. Мне хотелось иметь рядом с собой человека, многим мне обязанного. И действительно Обуховский не сводил с меня преданных глаз, работая как машина, включенная на двойные обороты. К сожалению, он не грешил сообразительностью, но зато обладал огромной пробивной силой, за что я и прозвал его в душе «танком».

Некоторое время я, основатель и руководитель бюро, чувствовал себя незаменимым, однако постепенно эту оптимистическую уверенность начала подтачивать какая-то подсознательная тревога. Я был организатором чужой деятельности, по ведь незаменимых организаторов не бывает. Другое дело, если бы я показал, на что способен, создал бы нечто уникальное — Проект Моей Жизни! Временами меня охватывало болезненное чувство, будто надежды мои обмануты, по я быстро отгонял его, уходя с головой в будничные дела.

И все же я стал подозрительным. Я уже видел иногда Обуховского в ином свете, раздумывал над тем, не попрет ли он однажды в гору, этот неудовлетворенный достигнутыми успехами «танк», и не раздавит ли меня, чтобы занять мое место. Когда-то я наблюдал подобную трагедию: человек, всем и вся обязанный своему шефу, самым грубым образом воспользовался тем, что тот споткнулся, и немедленно занял его место. Некоторые поступки, слова, жесты Обуховского стали теперь казаться мне подозрительными и двусмысленными, в его преданном взгляде чудились недобрые огоньки. А что, если он прощупывает, насколько я твердо стою на ногах, приглядывается, вынюхивает, как кто ко мне относится и кто где меня поддерживает, накапливает против меня материалы и ждет подходящего момента?

Я стал вдруг чувствовать себя учеником колдуна, вызвавшим к жизни силу, с которой он уже не может совладать. О том, чтобы избавиться от Обуховского, не могло быть и речи, он врос в жизнь бюро, как столетний дуб в мазовецкую землю. Конечно, мои позиции у начальства были как нельзя более крепкими, и выжить меня из моего кресла было бы не так-то просто. Но Обуховский с его упорством и выносливостью был способен спихнуть с пьедестала даже памятник Шопена. Поэтому я на всякий случай предпринял соответствующие меры и подыскал себе союзника против Обуховского. Столкнувшись в дверях с Боженой, Обуховский внимательно оглядел ее.

— Моя новая секретарша, — пояснил я, когда он уселся. — Поздравляю, — многозначительно улыбнулся он. Глаза его светились пониманием, он был снисходителен к этой слабости любимого начальника, но выражение его глаз могло означать и другое: я, мол, понимаю, что ты для собственного удовольствия нанял на государственные деньги эту девицу, и в случае чего могу выдвинуть против тебя это обвинение…