Час ноль - [118]
В лесах теперь было чудесно. Нередко они проводили там и ночи. Лежали вокруг костра, а на углях стояли их котелки с дымящимся картофелем и мясом. Их ружья находились под рукой, и разговоры их делались все более неторопливыми, покуда ночь не спускалась на лес и пламя не разгоралось ярче. Они видели легионера и Йоши, молодого цыгана, и все понимали. Видели быструю, сверкающую улыбку Йоши, видели жесткое лицо легионера. Они смотрели на них и все понимали.
Мюлак был счастлив. Он лежал в стороне, чтобы не мешать другим кашлем. Жар укутывал его, словно одеяло. Я еще не состарился, думал он, а дожил до этого дня. Сколько было всяких дорог, но теперь мы на месте.
А через год все кончилось. Пятнадцатого апреля 1849 года из Кобленца по направлению к лесу вышла рота солдат. Команды, каждая по двадцать человек, расквартированы были в поселках Цюш, Айншидерхоф, Хютгесвазен, Алленбах, Виршвайлер, Дойзельбах, Хильшайд и Гайсфельд за счет местных жителей. Дозор из восьми человек во главе с унтер-офицером и чиновником лесничества совершал обход два раза в день. У них имелся приказ арестовывать всех подозрительных. Но таковых не нашли. Всем подозрительным, чьи хижины находились на территории лесничества, было предложено убираться вон, их хижины были снесены.
На проселочных дорогах теперь снова можно было встретить людей с детьми и небольшим багажом, переселенцев. Среди них был и плотник. Его старший сын умер от насморка, стало быть, с голоду. Жена была снова беременна. Никлас Цандер не оглядывался назад.
В одной из групп, которые отправились в путь на рассвете, был и легионер. Он знал, что никогда больше сюда не вернется. В последний раз горит костер в лесу, дым стелется понизу между стволами, звучат голоса в тумане, выпадает роса ясным июньским утром. Он возвращался в свой африканский сон.
Al-hamdu 'illahi rabbi 'l-alamlna ’r-rahmani ’r-ra-himi[62].
Цандер нанимал людей. Община продала ему древесину. Новость распространилась по деревне с быстротой молнии.
Кранц узнал об этом от брата. Он шел к Эрвину Молю: они пригласили его на ужин. А брат возвращался со смены. Увидев Кранца, он засмеялся. Впервые с тех пор, как Кранц выехал, брат смеялся, увидев его.
— Ну, как тебе нравится? — спросил он. — Община продала Цандеру древесину. В понедельник он нанимает людей. Что, неужели ты этого не знал? И Эрвин тебе ничего не сказал? Да ведь он уже целую неделю ведет переговоры с молодым Цандером. — Эвальд Кранц рассмеялся.
— Если б ты знал, над чем ты смеешься, — сказал Кранц.
— Над выражением твоего лица, — воскликнул Эвальд Кранц.
— Над своей нищетой ты смеешься, вот над чем.
— Ты все прекрасно понимаешь, — сказал Эвальд Кранц. — Жаль, что тебе не разрешают больше проводить денацификацию. Это была роль словно специально для тебя. Ты сидишь, а мы стоим перед тобой. Мы грешники, а ты судья.
Кранц зашагал дальше. Видимо, Эрвин собрался сообщить ему эту новость сегодня, поэтому и пригласил. Внезапно Кранц повернул назад.
Но передумал. Пусть все-таки Эрвин сам расскажет ему об этом.
Ему открыла Эльфрида. Они сразу поняли, что он уже все знает.
— В совете общины все висело на волоске, — сказал Эрвин.
— И поэтому дело обстряпано втихомолку, — возмутился Кранц.
— Нам нужна работа, — возразил Эрвин.
— Да вы бы хоть сели, — предложила Эльфрида. — И не глядели бы так друг на друга.
— Нам нужна работа, а он, видите ли, надулся как индюк, — бросил Эрвин.
— Не смей так говорить с ним! — вдруг закричала Эльфрида. — Если бы не он, ты сегодня здесь не сидел бы. Кто вытащил тебя из каменоломни, кто тебя кормил, пока ты снова не смог держаться на ногах?
— Мы восстановили Цандеру фабрику, — сказал Кранц. — Теперь он получает ее от нас в подарок. Но самый большой подарок преподнес ему ты. Как ты думаешь, что еще они с нами сделают?
— Бог мой, да вы же друзья! — воскликнула Эльфрида. — Вспомните все эти годы.
— Я ухожу, — отрезал Кранц.
В понедельник все они стояли в машинном зале перед стеклянной конторкой, в которой сидел Цандер, покорно встали в хвост и дожидались, пока до них дойдет черед. Все молчали. Очередь медленно продвигалась. Выходящие из конторки поспешно удалялись, а новые, входившие туда, теряли дар речи.
Кранц тоже стоял в очереди.
— Ну, вот мы снова вместе, — сказал Цандер, когда он вошел. — При первом же удобном случае я вас вышвырну, вы это знаете.
— Конечно, — ответил Кранц.
— Как только фабрика начнет работать, я удалюсь на покой. Моему сыну кажется, что он умнее всех, но ему еще придется понять, что всегда найдутся два-три таких человека, которых он не сможет купить.
— Именно так, — согласился Кранц.
— Последние дни вам было нелегко. Я часто вспоминал вас, — сказал Цандер, ухмыляясь.
— Могу себе представить.
На следующий день Кранц встретил Ханну.
— Я все равно уеду отсюда, — сказал он, — Не сразу, конечно, но скоро. Сначала я снова получу налоговую карточку, а потом уже уволюсь по собственному желанию. Вы были в Гамбурге? Я слесарь. Знаете, сколько зарабатывает слесарь? И я никогда не буду никем другим, только слесарем. Поехали со мной? — Он рассмеялся. — Я слишком долго прожил в этой деревне. Я слишком долго прожил у матери. Конечно, партия захочет, чтобы я остался здесь. И, несмотря на это, я уеду. Одни мечтают хорошо пожить, другие мечтают о хорошей жизни. Поехали со мной? Здесь ты сможешь стать разве что преуспевающей владелицей экспедиторской фирмы. Ну, что скажешь? — Он опять рассмеялся. — Хаупт тебе не подходит. Он сводит тебя с ума, чтобы не сойти с ума самому. У меня здесь был друг, его зовут Эрвин Моль. Но вчера он уехал. Просто смылся. Ничего не сказав. Я пришел к нему, а его нет. Взял и уехал. Смешно, правда?
В центре творчества западногерманского прозаика Герда Фукса — жизнь простого человека с его проблемами, тревогами и заботами.Неожиданно для себя токарь Хайнц Маттек получает от руководства предприятия извещение об увольнении. Отлаженный ритм жизни семьи нарушается, возникает угроза и ее материальному благополучию. О поисках героями своего места, об изменении их взглядов на окружающую действительность рассказывает эта книга.
Россия, начало 2000-х. Расследования популярного московского журналиста Николая Селиванова вызвали гнев в Кремле, и главный редактор отправляет его, «пока не уляжется пыль», в глухую провинцию — написать о городе под названием Красноленинск, загибающемся после сворачивании работ на градообразующем предприятии, которое все называют просто «комбинат». Николай отправляется в путь без всякого энтузиазма, полагая, что это будет скучнейшая командировка в его жизни. Он еще не знает, какой ужас его ожидает… Этот роман — все, что вы хотели знать о России, но боялись услышать.
Триптих знаменитого сербского писателя Милорада Павича (1929–2009) – это перекрестки встреч Мужчины и Женщины, научившихся за века сочинять престранные любовные послания. Их они умеют передавать разными способами, так что порой циркуль скажет больше, чем текст признания. Ведь как бы ни искривлялось Время и как бы ни сопротивлялось Пространство, Любовь умеет их одолевать.
Книга о жизни, о соединенности и разобщенности: просто о жизни. Москву и Таллинн соединяет только один поезд. Женственность Москвы неоспорима, но Таллинн – это импозантный иностранец. Герои и персонажи живут в существовании и ощущении образа этого некоего реального и странного поезда, где смешиваются судьбы, казалось бы, случайных попутчиков или тех, кто кажется знакомым или родным, но стрелки сходятся или разъединяются, и никогда не знаешь заранее, что произойдет на следующем полустанке, кто окажется рядом с тобой на соседней полке, кто разделит твои желания и принципы, разбередит душу или наступит в нее не совсем чистыми ногами.
На пути к мечте герой преодолевает пять континентов: обучается в джунглях, выживает в Африке, влюбляется в Бразилии. И повсюду его преследует пугающий демон. Книга написана в традициях магического реализма, ломая ощущение времени. Эта история вдохновляет на приключения и побуждает верить в себя.
Прогрессивный индийский прозаик известен советскому читателю книгами «Гнев всевышнего» и «Окна отчего дома». Последний его роман продолжает развитие темы эмансипации индийской женщины. Героиня романа Басанти, стремясь к самоутверждению и личной свободе, бросает вызов косным традициям и многовековым устоям, которые регламентируют жизнь индийского общества, и завоевывает право самостоятельно распоряжаться собственной судьбой.
Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.