Час нетопыря - [18]

Такой порядок службы Пишон посчитал исключительно благоприятным стечением обстоятельств. Караульное помещение было подключено к центральной установке для кондиционирования воздуха. Забор воздуха происходил (как показала аэрофотосъемка) в 38 метрах от главного въезда, где стояла не очень высокая призма, огражденная металлической сеткой. Небольшого количества термита хватит, чтобы расплавить сетку самое большее за пять секунд. И можно будет беспрепятственно подсыпать в аппаратуру один белый порошок.

Проще было бы, разумеется, уморить всех до одного этих паршивых вояк, в пользу чего решительно высказался Рыба. По Пишон, как всегда, имел другое мнение. У него не было под рукой достаточно сильного и быстродействующего яда, который просочился бы сквозь фильтры установки за несколько секунд и в достаточно высокой концентрации. К тому же для изготовления такого яда понадобились бы новые и немалые расходы, а также несколько недель небезопасной работы. Пишон считал, что гораздо вернее подействует сильное одурманивающее средство его собственного изготовления — дешевое, легко распыляющееся с помощью пульверизатора и к тому же обладающее тем неоценимым качеством, что люди, подвергшиеся его воздействию, ни за что не хотят просыпаться. Пишон уже дважды опробовал свою великолепную смесь: первый раз — на охраннике в туринском банке, второй — на знаменитом голландском прокуроре, который нанес несколько чувствительных ударов «Группе М». Из-за него восемь ее членов получили пожизненное заключение. Человек, который вдохнет с полсотни миллиграммов Пишоновой смеси, тут же превратится в жалкую тряпку. И речи быть не могло, чтоб он нажал спусковой крючок.

А смесь не представляла собой ничего сложного. Она состояла главным образом из производных лизергиновой кислоты: то, что полегче, называлось ЛСД-25 и когда-то было в ходу у хиппи, вызывая не поддающиеся описанию галлюцинации, а второе, более вредоносное, было известно как боевое отравляющее вещество ЛСД-21 и приводило к труднообратимым мозговым заболеваниям шизофренического типа. А в добавление — чуть-чуть псилоцибина, который Пишон изготовлял потехи ради из оригинального мексиканского сырья, плюс микроскопические дозы сильнодействующих психолептиков, которые можно извлечь из имеющихся в аптеке совершенно невинных лекарств. Да еще активатор, ускоряющий действие смеси. Это было изобретение, которым Пишон особенно гордился, считая активатор плодом изящного решения химической задачи. Впрочем, для человека, который только между прочим занимался производством кристаллического героина из каннабиса, чтобы поправить финансовое положение группы, изготовление такой смеси было довольно простым делом в сравнении с теми трудностями, которые возникли при конструировании лазера.

Итак, были приготовлены заряд термита и пять небольших шариков Пишоновой смеси, тщательно завернутых в фольгу.

Пятого июня «Группа М» была почти готова приступить к операции.

Почти. Из-за одного этого слова доктор Пишон засыпал только в половине шестого и просыпался в семь.

Оставалось решить еще одну, но самую трудную задачу: как устроить, чтобы въездные ворота, единственное место, через которое группа могла пробраться внутрь базы, соизволили открыться перед непрошеными гостями.

Секретная база № 6 действительно строго охранялась и была готова ко всяким неожиданностям. Въездные ворота, изготовленные из толстой листовой стали, с крепкими засовами, вообще не имели обычного замка и ключей, а также петель, то есть наиболее уязвимого места всех ворот и запоров. Их створками были вертикальные тридцатимиллиметровые стальные листы, которые, когда ворота открывались, непонятным образом словно бы вбирались один в другой. По-видимому, всем этим управляло очень сложное гидравлическое устройство, скрытое или в укрепленном углу стены, или внутри ворот.

Через сильный бинокль археологи с поля папаши Вебера увидели, что обычным путем ворота открыть нельзя. Транспортер, доставлявший солдат караульного взвода, задерживался перед воротами примерно на двадцать секунд, а потом, без всяких признаков воздействия изнутри, ворота начинали медленно раскрываться. Было ясно, что их приводит в движение радиосигнал, посылаемый с транспортера или с автомашины, на которой приезжает дежурный офицер.

Целых два дня потратил Пишон, чтобы узнать, на какой частоте подавался сигнал. Она была так высока, что ее с большим трудом удалось определить, пользуясь имевшейся в продаже электронной аппаратурой. Сначала Пишону показалось, что сигнал нельзя расшифровать, вернее, нельзя воспроизвести. На осциллографе он выглядел как детские каракули. Но спустя сутки, которые Пишон провел без сна в своей «берлоге», он раскрыл тайну сигнала. Это был просто длинный ряд цифр, только передаваемых с огромной скоростью. Прочесть их не составило труда. При этом Пишону было не столь важно, что это такое: цифры, буквы или еще какие-нибудь символы. Дело заключалось в величине уровня сигнала, выраженной, несомненно, в десятичной системе. А вдруг двенадцатеричной? Но даже при этом условии при прочтении не обнаруживалось никакого смысла. Первый зарегистрированный сигнал выглядел так: