Оиси слушал Алого с соответствующей улыбкой, не понимал сказанного, думал, что умирающий бредит. Но трогательная забота о старике поразила самурая.
Алый, лихорадочно блестя глазами, продолжал:
— Ты, наверное, не понимаешь, как можно спасти человека, которого убили пять столетий назад? Да, для моей истории Харикава уже потерян безвозвратно. Но если ты послушаешься меня, возникнет новая ветвь реальности, параллельная нашей. В ней Харикава останется жив…
Алый застонал и на минуту забылся. Но потом снова разлепил веки.
— Мы сами пишем историю человечества… И верим, что настанет день, когда люди параллельных времен сольются в единый союз… И тогда во Вселенной не будет ничего сильнее Человека! Я верю. Нас с Иваном послали выручать Харикаву, помешать ему встретиться с тобою… Но мы опоздали…
— Ты умираешь, — прервал его Оиси, — прекрати лишние разговоры и помолись лучше, чтобы предстать перед Творцом со спокойной совестью!
— Думаешь, я брежу? — Алый рывком поднялся на локте и заскрежетал зубами от боли. — Думаешь, это бред? Смотри!
Он вперил взгляд в бамбуковую чащу. Лицо его окаменело, только синяя жилка трепетала на потном виске.
И Оиси увидел… Один за другим на границе зарослей надламывались и ложились на снег стволы бамбука. Скоро на этом месте образовалась глубокая просека.
Алый снова застонал и откинулся затылком на комель пня. Лицо его было бело, как кусок мрамора.
— Я бы и с тобой мог так же… Не хочу! Противно… Отпусти старика!
Крисито нахмурился.
— Ты демон? — спросил он с угрозой в голосе.
— Нет! — Алый страдальчески сморщился. — Человек!.. И ты человек! Неужели мы, люди, не сможем понять друг друга?.. Я не могу приказать тебе делать добро. Его делают не по принуждению… Но на какой бы поступок ты сейчас ни решился, прежде подумай. Ты на то и человек, чтобы думать! Не забывай этого! А сейчас отойди подальше. Я вызову Ивана…
Оиси послушно отошел. Он уже не испугался, когда из просеки на поляну полезла машина. Волнообразно двигая кривыми ножками, она подковыляла к Алому, зависла над ним и вдруг легла на него плоским брюхом. Крисито представил себе, что стало с незнакомцем под такой тушей, и ему сделалось нехорошо. Но когда чудовище поднялось и растаяло в воздухе, на том месте, где только что сидел человек, остался лишь раздавленный трухлявый пень.
Крисито молча смотрел на вдавленные в мерзлую землю щепки. В голове его было пусто и гулко, словно она и не голова вовсе. Потом в ней появилась первая мысль: «Ты на то и человек, чтобы думать».
Кто-то положил руку ему на плечо. Рядом стоял Харикава.
— Я готов, — сказал он, — будем биться!
Оиси долго смотрел на него: на усталое решительное лицо, на одежду с прилипшим к ней снежным крошевом, на стоптанные соломенные варадзи на ногах, на иззубренный в поединках с разбойниками меч в костлявых пальцах, потом он спросил:
— Скажите, сенсей, как звали вашу дочь?
В голубой выси над их головами рождался новый день. Теплой рукой он стирал с небосклона последние минуты Часа Дракона.
