Чарусские лесорубы - [33]

У Лизы отлегло от сердца, она повеселела и с любопытством поглядывала то на медведя, то на Зырянова, как бы спрашивая: «Ну, а что будет дальше?»

— Его можно без ружья убить, — шепнул Зырянов. — Вот крикнуть сейчас — он перепугается, получится разрыв сердца.

Лиза с недоверием посмотрела на Бориса.

— Хочешь, испытаем?

— Ой, нет, нет, что ты? — она схватила его за руку.

Медведь вдруг прекратил игру, забеспокоился, вытянул шею. Увидев непрошеных гостей, злобно сверкнул налитыми кровью глазами, рявкнул. Борис схватился за ружье, но медведь кубарем свалился с дерева и исчез, — только слышно было, как хрупоток пошел по ельнику.

Спускаться к реке Лиза отказалась.

— Чего ж ты испугалась? — успокаивал ее Зырянов. — Летом медведи смирные, зря не накинутся, только не тронь их, не зли. Они теперь сытые, добродушные!

— Да, вон как он рявкнул, аж мороз пошел по коже. У меня сердце до сих пор не успокоится.

— Это он для самообороны припугнул нас, а сам бежать… Привыкать надо, Лиза, к нашим лесам. Страшного тут ничего нет.

Выйдя из ельника, они зашли в малинник, разросшийся вокруг каменной россыпи.

— Смотри-ка, смотри-ка, Лиза! — сказал Зырянов. — Здесь, оказывается, мишкина столовая.

— Какая столовая?

— Видишь, приходит сюда малиной лакомиться: все истоптал топтыгин. Вот ягоды обсосанные. Заберется в малинник и пасется, мусоля ягодку за ягодкой, вон сколько сосулек наоставлял!

На горе возле костра уже никого не было. Парни и девушки разбрелись собирать ягоды. Кругом были малинники, а брусника росла повсюду на мхах, на камнях. Некоторые мхи от множества ягод казались красными. Взяв свое ведро, Лиза начала срывать гроздья брусники, они со звоном падали в железную посудину. Зырянов стал помогать ей; стоял на коленях возле ведра и перекладывал тугие краснобокие ягоды с моха в посудину. Потом он отставил ведро в сторону, растянулся на мягком ягоднике, заложив руки под голову.

— Давай, Лиза, поговорим.

— О чем, Борис? — она поставила ведро между ним и собой, прилегла на бок.

— О многом мне хочется поговорить с тобой: о солнце, что светит над нашей землей, вон о тех облаках на далеком горизонте, о лесах, которые шумят вокруг, о своем житье-бытье, обо всем, чем живет человек.

— Говори, я слушаю, дыханье затаила.

— А ты не смейся. Я ведь давно ищу с тобой серьезного разговора. Скажи хоть, откуда ты сама?

— Я-то? — кидая в рот ягодки, дурашливо произнесла она. — Я-то российская, Пенза-матушка!

— Из самой Пензы?

— Нет, городок там есть, наполовину рабочий, наполовину крестьянский.

— А ты из какой семьи?

— Отец раньше сельским хозяйством занимался, потом на завод перешел, слесарем работал. А зачем тебе все это знать?

— Просто так… А сколько лет ты в школе училась?

— Семилетку окончила.

— Так тебе бы можно было счетоводом работать.

— Косточки на счетах перекидывать? Туда можно и хиленького человечка посадить, а я здоровьем не обижена… А потом — что мне дома сидеть? Сестра на фронте побывала, Родину защищала, жизнь повидала. Домой вернулась — герой: ордена, медали! Мне на фронте побывать не пришлось. Чем я хуже своей сестры. Почему мне не посмотреть на мир, на жизнь, какая она есть, не испытать свое счастье?

— А почему ты не в комсомоле?

— Значит, недостойная… Я была в комсомоле, да у меня отобрали билет.

— Почему?

— С начальством не поладила.

— Из-за чего?

— Хотела квалификацию получить, думала мотористкой работать, а начальство все говорило: погоди да погоди. Я сначала годила, а потом годить надоело, ну и начала грубить прорабу, лодырничать, вроде Гришки Синько. Потом плюнула на все — и уехала. Теперь вот здесь.

К становищу на горе стали сходиться парни и девушки. У всех корзины, ведра и чайники были заполнены малиной, некоторые несли ягоды в платках и фуражках, розоватый сок просачивался сквозь материю и крупными клейкими каплями падал на мох.

— Айдате домой, домой! — торопили девчата ребят. — Глядите, солнышко-то уже где, за полдень перевалило.

— Мы еще ягод не набрали, куда спешить? — сказал Зырянов.

Парни и девушки заглянули в ведро, стоявшее между Зыряновым и Лизой. Оно не было наполнено и до половины.

— Пролюбезничали, не до ягод было. Этой брусники-то за двадцать минут можно полное ведро набрать.

Одна из девушек набрала полную горсть брусники и положила в Лизину посудину, за ней последовала другая, третья.

— Ишь, сочувствуют подружке! — перемигнулись парни.

Потом сами присоединились к девчатам и стали собирать бруснику.

Скоро Лизино ведро было наполнено.

— Ну, теперь пошли! — Зырянов подхватил ведро. — Спасибо, помогли, а то бы мы с Лизой до вечера прособирали.

16

Лесорубовский поселок Сотый квартал расположен на склоне горы в трех километрах от Новинки. До строительства на Новинке здесь был центр лесозаготовительного участка. Тут находился большой конный обоз, столовая, магазин, пекарня. Жили в Сотом квартале начальник, мастера, пилоправ. Сейчас тут остался только один мастер да несколько десятков кадровых лесорубов, когда-то построивших свои собственные домишки и не захотевших перевозить их на Новинку.

Когда въезжаешь в поселок, он кажется пустым, полуразрушенным. Справа на берегу речушки Безымянки стоит покосившийся остов конного двора, где уцелел лишь один уголок на пятнадцать лошадей, слева в горе в один порядок вытянулись жилые домики на два-три окошка, между домов то тут, то там находятся пустыри и развалины дворов, заросших крапивой. В самом центре возле дороги стоит один большой барак, который молодежь превратила в клуб. Здесь два раза в неделю показывают кинокартины, здесь бывают вечера самодеятельности и просто вечеринки, когда парни и девушки собираются сюда, сидят на скамейках, грызут семечки, танцуют в потемках под гармошку.