Чарусские лесорубы - [26]

Нина Андреевна пошла в вагончик. Посредине его стояла холодная железная печка, вокруг голых грязных стен — скамейки. В углу у окошечка такой же голый и грязный столик, на котором лежали счеты и старый распухший справочник по разделке древесины.

Вскоре в вагончик вошел и Зырянов.

— Борис Лаврович, — обратилась к нему Багрянцева, — неужели в леспромхозе нет никаких плакатов? Смотрите, какая тут запущенность.

— Видимо, Николаю Георгиевичу еще некогда было заняться. Летом вагончик обычно пустует, рабочие прячутся в нем лишь от дождя, а зимой приходят обогреваться.

— Тогда здесь надо сделать красный уголок.

— Правильно! Вот и займитесь этим, Нина Андреевна. У нас найдутся и плакаты и лозунги. Тут надо только руки приложить.

Ровно в двенадцать часов повариха ударила в железный брус, висевший у дверей вагончика. Последний раз вздрогнула вся живая, напряженная электростанция и замерла; из нее вышел в замасленной одежде электромеханик и направился к костру, возле которого стоял длинный на козлах стол с посудой, с буханками хлеба, с весами. Гуськом из леса стали подходить рабочие.

С замиранием сердца поглядывала Багрянцева в лес, туда, откуда приходили лесозаготовители. Она не ждала встречи с мужем, не стремилась к ней, но почему-то при мысли о том, что встреча с ним неизбежна, испытывала волнение.

И вот, наконец, показался он. Он шел из делянки не спеша, опираясь на метровую, четырехгранную мерку. Нина Андреевна круто повернулась и обратилась к рабочим, которые сидели на пнях, держа на коленях алюминиевые чашки:

— Давайте познакомимся. Некоторые, вероятно, меня уже знают, были в медпункте. Теперь я буду приходить к вам на участок не только как врач. Я буду проводить с вами беседы.

— Это хорошо! — послышались возгласы. — Наконец-то вспомнили про нас. А то, как медведи, живем в лесу. Хоть бы газеты кто пришел почитал!

В разговор вмешался Зырянов. Он сказал, что в лесосеках будет налажена массовая работа, станет выходить стенная газета и посоветовал рабочим писать в нее обо всем хорошем и плохом.

С этого дня Нина Андреевна стала приходить в делянки одна. И если случалось по делу разговаривать с Багрянцевым, то разговаривала как с посторонним человеком. Иногда в голосе ее проскальзывали ласковые нотки, но при первой же попытке мужа к сближению она становилась сухой, черствой.

Разбираясь в чувствах, в оттенках голоса жены, Багрянцев понимал, догадывался, что жена может его простить, но когда это будет? Иной раз его охватывало чувство отчаяния, тоски. Зачем себя обольщать, обманывать? Может быть, жена уже никогда не простит его?

Временами, когда нападала хандра, Багрянцев не ходил даже в поселок, оставался ночевать в лесу, спал в вагончике, на двух скамейках, приставленных одна к другой; матрацем служили пихтовые ветки, а подушкой — полено. В такие ночи он почти не спал. Лежал на спине с открытыми глазами, старался собрать, сосредоточить мысли, найти какой-то выход из положения и не мог, все что-нибудь отвлекало: то мыши поднимут писк под вагончиком, то филин закричит в глухом мрачном лесу, а то вдруг, ни с того ни с сего, грохнется наземь подгнившее сухостойное дерево, оставленное в одиночестве на свежевырубленной делянке. А утром, как станут подходить рабочие, Багрянцев разберет свою постель и отправляется в лесосеки, позабыв, что человеку полагается умываться, причесывать перепутанные на голове вихры.

Нина Андреевна сжилась, свыклась с его участком, с людьми. Чаще стала наведываться сюда. В побеленном вагончике появились плакаты, лозунги, шторки на окнах, скатерть на столе. И когда она не приходила, рабочие в обеденный перерыв собирались у вагончика и слушали радио.

Как-то, зайдя в вагончик, она увидела Багрянцева. Он сидел один за столом, устало опустив голову. Нина Андреевна вытащила из кармана измятую исписанную карандашом бумажку и спросила строго:

— Вот поступила заметка в газету. Правда, что в дальних делянках мастер несвоевременно принимает у рабочих заготовленную древесину?

Николай Георгиевич посмотрел жене в глаза.

— Да, правда. Я не успеваю обойти все лесосеки.

— Раньше успевал, а теперь нет?

— Я болен. У меня, видимо, грипп, температура.

— Почему же молчишь, не идешь в медпункт?

— Для меня дорога туда закрыта.

Нина Андреевна приложила ладонь к его лбу, потом взяла руку, нащупала пульс.

— Ты и в самом деле болен!

Она еще раз положила ладонь на его лоб, постояла в раздумье, потом вдруг прижала его голову к груди и сказала тихо:

— Ну, приходи сегодня домой, приходи.

14

На Новинку Зырянов приехал после полудня. Она изменялась с каждым днем. Здесь уже стояло не два больших дома, а пять, да два дома подводились под крышу. На стройке работали не только вербованные рабочие, но и часть кадровых, временно переброшенных из лесосек на Новинку. Зырянов подумал: «Здесь, как на фронте: копятся силы, стягиваются резервы для наступления. Придет осень — ну, лес, берегись! Начнется баталия, заухают леса и горы».

Он долго бродил среди досок, бревен, срубов, говорил с людьми. Пробравшись через бунты бревен, остановился возле строящегося дома. На фундамент ложились еще первые венцы, а внутри уже клали печи. Паня и Лиза подносили кирпичи, глину.