Чарусские лесорубы - [15]

— Ездить-то умеете?

— Конечно! На фронте вот так же, бывало: сумка за плечами и кочуешь вместе со своим подразделением.

Кони сначала шли рядом, Нина Андреевна и Зырянов оживленно разговаривали о том, о сем, как давнишние знакомые. Потом дорога стала хуже и хуже, пришлось ехать гуськом, объезжать мочежины, крутые ложки. Когда же углубились в глухой лес, лошади брели по колено в грязи. Скоро выбрались на увал, дорога здесь была сухая и гулкая; внизу на многие километры расстилалась заболоченная лесная долина, над которой кое-где торчали, как сторожевые вышки, одинокие сухары.

Нина Андреевна думала о предстоящей встрече с мужем, перебирала в памяти события минувших лет.

…В сороковом году она окончила Московский мединститут и поехала работать в город на Волге. Там познакомилась со статным красивым парнем. Поженились. Вскоре началась война. Багрянцева мобилизовали в армию, направили в военное училище, а она ушла добровольцем в санитарный батальон.

В конце войны работали на военном аэродроме. Здесь они встретили день победы. Казалось, все было хорошо. Впереди была мирная, счастливая жизнь. Однако жизнь пошла по-иному.

Николай стал выпивать. Сначала пил по воскресеньям, по праздникам, а затем и в будничные дни. Появились друзья-приятели. Однажды он втянул в свою компанию командира корабля, отправляющегося в рейс. Самолет потерпел аварию. Началось следствие. Виновника попойки разжаловали, лишили орденов, исключили из партии, в которую он вступил еще в военном училище. С апелляцией Багрянцев дошел до ЦК партии. Там ему посоветовали искупить вину честным трудом. Дали двухгодичный срок. С путевкой Министерства лесной промышленности прибыл он в Чарус.

…Зырянов, сдерживая лошадь, следовал позади. Он проникся к этой женщине чувством большого уважения. Ведь не каждая рискнула бы отказаться от удобств городской жизни и поехать в лесную глухомань, кочевать с санитарной сумкой из одного лесоучастка на другой. Тут требовался действительно твердый характер и мужество.

На развилке двух дорог Багрянцева остановила своего коня.

— Два пути — куда идти? — спросила Нина Андреевна, улыбаясь.

Лицо ее показалось Зырянову очень красивым и одухотворенным.

Он направил свою лошадь по дорожке, спускавшейся к болотистой долине.

— Тут уже недалеко. Проедем с километр по кромке топей, свернем на слань[1], а там и Моховое. Оно находится как раз среди болота.

— Странно, почему люди поселились в болоте? — спросила Нина Андреевна.

— Тут старинное поселение сектантов-скрытников.

— Старообрядцев, кержаков?

— Не совсем так. Тоже религиозная секта, только на свой лад. Люди уходили в леса, прятались от антихриста. Не признавали царя, чиновников, никаких властей. Жили своей общиной, никому, кроме своего старшины, не подчинялись. Не платили сборов, податей. Питались птицей, зверем, грибами-ягодами и молились богу.

— Странные люди!

— На старой Руси много было дикого. Да и сейчас не перевелись люди, которые верят в загробную жизнь и всякую чертовщину.

За сланью, проложенной через болото, на небольшой возвышенности среди деревьев показались черные слепые избы, малюсенькие окошки которых, будто отдушины в банях, были обращены во дворы. Домишки толпились в беспорядке, без улиц, без переулков, без площадей. Дорога привела Нину Андреевну и ее спутника в чей-то грязный двор, потом в огород, потом снова во двор и, наконец, вывела к новым большим баракам, выстроившимся в один ряд, лицом к болоту, к стене угрюмого ельника.

— Это и есть Моховое? — спросила Багрянцева.

— Оно самое, — сказал Зырянов, подъезжая к высокому крыльцу одного из бараков.

— Тут что? — спросила Нина Андреевна, прислушиваясь к музыке за дверью.

— Контора лесоучастка, — ответил Зырянов, спрыгивая с седла.

В просторной светлой комнате, за грязным замусоленным барьером, спиной к двери сидел лысый человек в подтяжках, перекрестивших спину, и крутил катушку радиоприемника.

— Волну ловишь, Степан Кузьмич? — спросил Зырянов, проходя за барьер. — Здравствуйте!

Человек медленно повернул голову, посмотрел красными, на выкате глазами, потом быстро встал, большой, сгорбленный, нескладный. Его сильно качнуло в сторону, он уцепился за стол и сказал пьяным, заплетающимся языком:

— Бор-рис Лавр-рович? В-вот не ожидал! К-каким ветром занесло?

— Ты что, пьян? — нахмурившись, строго спросил Зырянов.

— Есть маленько, Бор-рис Лавр-рович. Виноват. Именинник вчера был, ангела своего вспрыснул. Утром башка трещала с похмелюги, стаканчик грохнул — и в-вот опять еле на копыльях держусь. Но это ер-рунда. Пьяница проспится — человеком будет, а дурак — дураком и останется.

— Где Багрянцев?

— Колька? Мастер? Ушел в лесосеку. Послал его замерять вчерашнюю рубку. Он у меня молодчага!

Нина Андреевна смотрела на него расширенными глазами.

— Это жена Багрянцева, — по-прежнему держась строго, сказал Зырянов, кивнув на Нину Андреевну.

Пьяный начальник поспешил отрекомендоваться. Раскланиваясь, описал ногой дугу, ухватился за стол.

— Очень приятно познакомиться. Ошурков Степан Кузьмич — сын собственных родителей, проклятый за непочтение стариков.

Нина Андреевна повела плечами и спросила: