Чарослов - [150]

Шеннон некоторое время молчал.

— Ты знаешь, что я начал духописать? — спросил он.

— Догадался. Когда вы спите, вокруг вашей головы сияет проецирующая матрица, — произнес Нико, не отрывая взгляда от ночного пейзажа. — Как и вокруг сознания Азуры. Наверное, это связано со снами… А что, язва продолжает расти?

Чтобы увидеть болезнь при помощи Праязыка, Нико понадобилось бы коснуться старого наставника. На это он пойти не мог.

Шеннон протяжно вздохнул.

— Нет. Честно говоря, в последние дни я чувствую себя почти хорошо. Временное улучшение, полагаю. Хотя кто знает. Я верю, что нам удастся вовремя вернуть изумруд, чтобы вылечить гадость, растущую у меня в кишках. Просто… я не хочу оказаться застигнутым врасплох. Я духопишу… так, на всякий случай.

Нико кивнул:

— Напоминает гонку между моим обучением и вашей болезнью. Если я проиграю, вы умрете.

— Никакой гонки нет, — вздохнул Шеннон. — Нико, чтобы сражаться с Разобщением, ты должен научиться контролировать свои способности, связанные с Праязыком. Учиться придется самостоятельно — тут я тебе не советчик. И еще: теперь, когда Каталог заражен, только ты можешь им воспользоваться, чтобы разузнать про Тайфона. На выполнение этих двух задач уйдут годы, если не десятилетия. Покинь долину до срока, и тебе нечего будет противопоставить демонам. Ты и выжить-то не сможешь.

— Магистр, кобольды говорят, что я самый могущественный чарослов за всю историю. И я уже командую небольшой армией воинов.

Старик покачал головой.

— Кобольды редко покидают свои пещеры. В реальном бою от них мало проку. Кроме того, Нико, твои заклинания действуют лишь в темноте. Тебе нужно постоянно практиковаться в волшебных языках. Если бросишься в погоню за Дейдре и изумрудом без должной подготовки, Тайфон и твоя сестра быстро смекнут, что на солнечном свету ты бессилен.

— Я не собираюсь сидеть тут и смотреть, как вы умираете! — жарко возразил Нико. — Я знаю, что должен делать.

Шеннон открыл было рот, чтобы возразить, но лишь покачал головой. Оба замолчали.

Солнце мало-помалу зашло за горизонт, и на небе зажглись первые звезды. Поднявшийся ветер насвистывал зимнюю песню среди голых ветвей.

— Никодимус, ты и сейчас в плену у Звездной крепости, — произнес Шеннон. — Тебе только кажется, что ты сбежал. Думаешь, твоя сила в хтонических текстах или в командирских навыках? Думаешь, без изумруда ты — это не ты? Ты не видишь, что истинная сила у тебя внутри. А значит, ты все еще пленник академии. — Он кивком указал на шпиль. — И по-прежнему убегаешь от големов.

Нико поджал губы, но ничего не ответил.

— Пойми, ты уже обрел себя.

Юноша покачал головой.

— Вы умираете. Дейдре в плену. Цель всей моей жизни — вернуть изумруд и раз и навсегда покончить с ненавистным недугом. И я не успокоюсь, пока ее не достигну.

Шеннон хотел было возразить, а затем подумал и махнул рукой.

Так они и сидели вдвоем в тишине.

Леденящий ветер покружил над головами Нико и Шеннона и умчался на север.

Он с диким ревом скатился с заснеженных гор и заплутал среди многочисленных башен Звездной крепости, завывая над мостами и кидаясь сухим снегом в горгулий, пока те сбивали с крыш сосульки и очищали ото льда водосточные желоба.

Ветер описал круг над Барабанной башней, шурша бумажными экранами на окнах. Простак Джон — теперь уже Джон, младший волшебник Звездной академии, новый куратор Барабанной башни — сдвинул экран, всматриваясь в ночное небо. Он тяжело вздохнул и вновь подумал о погибших друзьях: Девин, Нико, магистре Шенноне.

В дверь постучали — скорее всего кто-нибудь из младших какографов. Джон установил экран на место и, стряхнув грусть, пошел встречать юного посетителя.

Снаружи ветер поспешил прочь от Барабанной башни, а затем нырнул вниз, заглянув в конюшни Остроземского квартала, где потрепал теплый плащ Амади. Стражница наблюдала за тем, как ее люди готовятся к долгому путешествию обратно на Север.

Лицо ее было бесстрастно, а внутри все сжималось от тревожных и туманных предчувствий. Почта колаборис разнесла новости о Фелрусе и Тайфоне по всем академиям. Пусть не везде они вызвали доверие, однако повсюду произвели эффект разорвавшейся бомбы. Теперь у каждого волшебника на уме было пророчество, а на языке — политические сплетни. Амади возвращалась в Астрофел, где в политику играли, как в азартную игру — не на жизнь, а на смерть.

В конюшне она выбросила из головы политику и пророчество и принялась осматривать путевое снаряжение: каждый рюкзак, каждое седло и лошадь, подготовленные ее людьми. Затем Амади отпустила стражников и в одиночестве стала прогуливаться по заснеженному двору, глядя на звезды.

Она решила отказаться от политических интриг по возвращении в Астрофел. Со стороны проще отслеживать распри враждующих партий и обеспечивать Шеннона и Нико своевременной информацией. Безусловно, подобная тактика вызовет немало подозрений у всех крупнейших фракций. Малейшая ошибка — и, вполне вероятно, от стражницы мокрого места не останется.

Амади улыбнулась. Ее заветнейшим желанием всегда было служить великой цели. И вот теперь ей представилась такая возможность.

Леденящий ветер дул все сильнее. Поплотнее завернувшись в накинутый на плечи плащ, стражница поспешила к себе, согреваясь мыслью о том, как ляжет в теплую постель и — хотя бы во сне — перенесется под жаркое северное солнце Астрофела.