Чака - [42]

Дингисвайо умолк, утомившись длинной речью, и Чака не решался нарушить воцарившееся молчание. Один из прислужников принес колебасу со свежим пивом, но Дингисвайо не обратил внимания на пенящийся напиток. Пауза затягивалась, и Чаке подумалось, что Великий сказал уже все, что хотел, а сам он никак не мог подобрать слов для выражения обуревающей его сумятицы чувств и мыслей. Он уже совсем было отчаялся, когда Дингисвайо вдруг заговорил снова, но голос его звучал на этот раз значительно сердечнее.

— Пей пиво, у тебя ведь наверняка пересохло горло после перехода по такой жаре. Я прекрасно помню тот день, когда впервые увидел тебя в шеренге воинов. Тогда я подумал, что неплохо бы иметь такого сына, и с тех пор был отцом тебе, постоянно наблюдая за тобой и радуясь твоим успехам. Я рад, что не ошибся в тебе — ведь сейчас ты занимаешь второе после меня место. Привык я видеть тебя рядом с собой, и трудно мне будет с тобой расстаться, как, впрочем, и всему народу мтетва, перед которым у тебя большие заслуги, а труднее всех — твоим воинам, с которыми ты делишь их горести и скупые воинские радости. Я сделал для тебя все, что может сделать для сына любящий отец, и сейчас искренне скорблю о предстоящей разлуке. Но я пойду на это. И не столько ради тебя, сколько ради всех нгуни, ибо теперь я буду знать, что с востока у меня и моего народа есть верный друг, к которому всегда можно обратиться за поддержкой. Самому мне не пристало вмешиваться в дела народа зулу, но мнение мое я им выскажу, для чего и пошлю с тобой мудрого в советах Нгомаана и его племянника Сивангу, чтобы они были моими устами перед людьми зулу. А для того, чтобы не огорчать воинов Изи-цве разлукой с тобой, я позволю лучшим из них сопровождать тебя и помочь тебе в обучении собственных воинов. Думаю, что помощников этих наберется достаточно, чтобы оградить тебя на первых шагах от всяких превратностей судьбы.

Медленно падали слова Великого. Казалось, он совершенно позабыл о сидящем перед ним человеке и просто высказывает вслух свои сокровеннейшие мысли. Но когда Дингисвайо умолк, Чака сделал единственное, что можно было сделать, — он поднялся во весь свой огромный рост и торжественно, как на параде, произнес слова благодарности и почтения.

— Нкози! Баба!

Но сейчас эта привычная формула приветствия вождя обрела в устах его первозданный смысл, ибо, возвышаясь на связке циновок, перед ним сидел подлинный нкози — государь, мудрый, осторожный и отважный, и подлинный баба — отец, щедрый, заботливый и внимательный.

По знаку Великого прислужник внес поднос с дымящейся снедью, и только сейчас Чака ощутил голод и жажду. Насытившись и прополоскав рот водой, они оба некоторое время помолчали, каждый во власти своих дум. А потом Дингисвайо заговорил. Он поделился с будущим союзником своими планами объединения всех племен нгуни, не умолчал и об опасениях в связи с растущей на юге силой белых, о своих попытках перенять у них хоть часть их хитроумного умения. Касаясь искусства управления народом, он советовал завоевать и удержать расположение наиболее влиятельных и могущественных знахарей и колдунов. Дингисвайо советовал также пристально следить за сводными братьями Чаки — Дингааном и Мхаланганой, — жажда власти самых покорных и, казалось бы, безобидных часто толкает на безрассудные поступки…

Говорил больше Дингисвайо. Чака редко вставлял в разговор свое слово, и чаще всего это бывало слово одобрения. Нет, не во всем был согласен он со своим другом и повелителем, но на этот раз от возражений его удерживали не соображения этикета и не боязнь утратить расположение сильного и щедрого покровителя. Трудно противоречить человеку, который, многое сделав для тебя, намеревается сделать еще больше. Именно сейчас Чаке не хотелось затевать спор. Прав Дингисвайо или нет, не он уже сумел объединить под своей властью огромные просторы, на которых земли племени зулу были едва заметным пятнышком, и Чакины возражения могущественному вождю прозвучали бы сейчас пустым бахвальством. Нет, Чаке нужно сейчас не спорить и не отстаивать свою правоту, а впитывать крупицы мудрости, богато рассыпанные в речи вождя вождей. Вот когда вернется он на земли родного, но некогда столь жестокого по отношению к нему народа, когда твердой рукой приведет его к подчинению, когда изгонит из мужчин зулу праздность и благодушие, тогда и только тогда сможет он прийти к Великому и сказать ему: «Вспомни, что ты дал мне, и погляди, чем я теперь владею». И тогда это будет не хвастовство и не бахвальство, а справедливая гордость за хорошо сделанное дело, ибо стада тучнеют мудростью их хозяина.

Далеко за полночь просидели эти два таких близких и таких непохожих друг на друга человека. Звезда одного из них уже клонилась к закату, а звезда второго только начинала свой путь к зениту, чтобы озарить потом ослепительным светом земли многих народов. И далеко не для всех свет ее будет ласков…

Глава VIII

Прошло несколько дней, и к воротам Эси-Клебени подошла торжественная процессия, возглавляемая Нгомааном. Несколько сот воинов Изи-цве, шагавших в полной парадной форме, могли легко стереть с лица земли главный крааль племени зулу. Поэтому высыпавшая навстречу толпа была обуреваема противоположными чувствами. С одной стороны, многие радовались предстоящим празднествам, которые обычно сопутствуют избранию нового вождя, а с другой — все прекрасно понимали, что воспротивься кто-либо из них воле Великого, и на них обрушатся самые суровые кары.