Чака - [30]
И вот в те далекие времена появился в этих краях странный незнакомец. Дурной это был человек, и злоба руководила всеми его поступками. Был он царским сыном могущественного северного народа, того самого, от которого достаточно натерпелись люди нгуни. Много дурного совершил он в родных краях, свергнув с престола отца, долго и жестоко боролся потом за власть со своими братьями. Но не на пользу пошли ему злые дела. Войска его были разбиты, а сам он, как преследуемый охотниками зверь, бежал в эти далекие земли.
Долго скрывался он в лесах, куда без крайней нужды не заходят люди нгуни, и только изредка попадался на глаза жителям близлежащих краалей. А потом, облюбовав укромное местечко на лесной опушке неподалеку от бьющего здесь родника, он занялся хитроумным своим ремеслом. То ли помогали ему лесные духи, то ли действительно велико было искусство царского рода, но наконечники для копий, выкованные им, были прочными и никогда не ломались. Не только скот, но и лучших юношей и девушек потребовал он в обмен на свои смертоносные изделия. Очень рассердили людей нгуни его непомерные требования, да не обойтись им было без доброго оружия в сражениях с многочисленными врагами. Вот и пришлось им идти на поклон в логово кровожадного и алчного царского сына.
Скоро крааль его стал самым богатым в этих краях. Много было у него сыновей, и смешалась кровь далекого царского рода с кровью народа нгуни. Но ревниво оберегали тайну своего мрачного ремесла его потомки, от отца к сыну передавая секреты. И смешали они нравы и обычаи добрых и справедливых жителей вельда с жестокими обрядами северных людей. Вот почему и по сей день не любят люди приближаться к краалям кузнецов, а если уж выпадет такая нужда, то отправляются туда не иначе как испросив заступничество духов предков в этом опасном предприятии.
Если прикинуть все эти соображения, станет понятно, что задуманный Чакой визит в крааль Нгоньямы был делом довольно-таки рискованным и необычным. Поэтому-то, когда он, отпросившись у Бузы па несколько дней, пустился в путь, вооруженный тремя тяжелыми копьями для охоты па буйволов и своим огромным щитом, друзья провожали его с тяжелым чувством.
Крааль Нгоньямы раскинулся в пустынной местности, окруженной мрачным и таинственным лесом. Без колебаний вошел Чака в ворота крааля и с достоинством поздоровался с жителями его, которые, изумленные необычным визитом, удивленно уставились на него. Окинув взглядом внутренние постройки, он сразу же направился к большой хижине, у входа в которую восседал мужчина средних лет с кольцом на голове. Чака безошибочно угадал в нем главу крааля.
Подойдя, Чака в соответствии с обычаем приветствовал его словами «Сакубона, баба» («Мы видим тебя, отец») и молча застыл перед ним.
Незнакомец помолчал несколько мгновений, внимательно изучая пришельца, а затем ответил: «Сакубона».
И опять, выдержав приличествующую в таком случае паузу, глава крааля осведомился о здоровье пришельца, на что тот учтиво ответил и, в свою очередь, задал аналогичный вопрос.
Затем хозяин поинтересовался, далеко ли держит путь его гость, что по правилам вежливости, которые не допускают прямых вопросов, давало наконец Чаке возможность представиться. Такая беседа велась еще некоторое время, однако цель визита все еще не затрагивалась в разговоре.
Нгоньяма, человек опытный и наблюдательный, мог бы за это время попять, что перед ним стоит человек не вполне обычный. Правда, это было ему понятно с самого начала, так как обычный человек и вовсе не решился бы на такой визит. Величавое достоинство молодого воина, его несомненно огромная сила, щит с многочисленными отметинами вражеских копий — все это говорило о том, что перед ним стоит искушенный воин, но робеющий перед лицом врага и привычный как равный вести беседу с высшими. И, несмотря на то, что па пришельце не было ни клочка леопардовой шкуры, кузнец понял, что перед ним либо вождь, либо сын вождя — явление нередкое в эти времена смут и взаимных распрей.
Когда же Чака наконец рассказал ему о цели своего визита и о своих заботах, кузнец и сам заразился его горячностью. Он тут же согласился, что наносить удары в ближнем бою метательным копьем не имеет смысла — слитком уж оно легкое и хрупкое. Сначала он предложил переделать для этой цели исипапа — одно из тяжелых копий, принесенных Чакой, которые используются для охоты на буйволов, но гость его тут же сказал, что он уже перепробовал все виды существующих копий и что ради простой переделки копья он не стал бы обращаться к столь прославленному мастеру. Ему требуется копье, которого еще никто не видывал в этих краях, копье совершенно новое. Копью этому предстоит сыграть большую роль, и поэтому ему следует придать особую форму в строгом соответствии с указаниями Чаки.
В результате ожесточенного спора, в ходе которого кузнец позабыл о своей профессиональной важности, а Чака — о своем юном возрасте, они пришли к выводу, что наконечник колья нужно сделать в виде клинка шириной примерно в три пальца, равномерно сужающегося к острию, и длиною в руку, от кончиков пальцев до локтя. Древко копья должно быть достаточно массивным, а соединение наконечника с древком особенно прочным.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.
Работа Вальтера Грундмана по-новому освещает личность Иисуса в связи с той религиозно-исторической обстановкой, в которой он действовал. Герхарт Эллерт в своей увлекательной книге, посвященной Пророку Аллаха Мухаммеду, позволяет читателю пережить судьбу этой великой личности, кардинально изменившей своим учением, исламом, Ближний и Средний Восток. Предназначена для широкого круга читателей.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».
Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.
Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.
Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.
Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.
Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.