Чабан с Хан-Тенгри - [9]

— Я боялся, что Жуматай затянет свою речь часа на два, — заметил Кенешбек. — Спасибо за краткость. Следующее слово предоставляется бригадиру второй бригады Эшиму Сартбаеву.

Эшим передал ушанку жене, поднялся на сцену, погладил рыжеватые усы, потер бритую голову и начал:

— По мере того как колхозники становятся образованнее, культурнее, больше к порядку привыкают, у таких болтливых людей, как я, язык отнимается. Просто немым становишься.

В зале засмеялись.

— Честное слово, товарищи! Бригада работает хорошо, производственные планы выполняются раньше намеченного, о чем же говорить?

Снова в зале вспыхнул смех.

— Хорошо выступал бригадир первой бригады. А я должен добавить, что у нас дело не хуже, чем в первой бригаде, не отстаем! Наша бригада у лесных опушек в лощинах накосила травы. И перевозить к сараям эти пятнадцать стогов сена — дорого. Поэтому правление решило прямо там построить телятник. Вторая бригада на солнечном склоне построила помещение на сто телят. Построили там не случайно. В следующем году накосим травы еще больше, заготовим двадцать пять — тридцать стогов.

Колхозники дружно захлопали.

Выступали еще три бригадира, а потом на вопрос председателя «Кто хочет еще взять слово?» зал ответил молчанием.

— Ну, кто еще? — повторил Аманов.

— Товарищ председатель! — встав с места, заговорила Айымбийке. — Действительно, получается, как говорит Эшим. Язык отнимается, потому что не о чем говорить. Все ясно. Чего жевать да пережевывать, как козел полынь? Перейдем к вопросу о Калыйкан.

Калыйкан, сплевывая с губ шелуху, выкрикнула:

— Эх-эх, ты, дожить бы мне до твоей смерти! Болтушка несчастная!

Кенешбек утихомирил Калыйкан и предложил утвердить план работы колхоза. До января нового года было решено закончить очистку семян; заготовить материалы для постройки трех новых сараев; довести до категории высшей упитанности сто пятьдесят поросят и двести пятьдесят кабанов. Одинокой старушке Сайкал постановили выдать центнер муки, овцу и деньги на одежду.

По второму вопросу, перехода к которому с нетерпением ожидали колхозники, выступила Жанаргюл.

— Товарищи! — сказала она. — Я человек новый, работаю здесь учителем недавно. Сидела на собрании и радовалась, даже готова была прослезиться. Сами вы растете, и вместе с вами бурно растет и ваш колхоз. Своими силами поднимаете хозяйство, строите чудесные дома, перевыполняете планы — это под силу только золотым рукам! И я уверена, что такие люди должны воспитывать своих детей достойными нашего будущего…

— Вся наша забота о детях! — крикнул кто-то из зала.

— Что у нас есть радостнее, чем дети, дорогая моя? — подхватил еще чей-то голос.

— Они наше счастье, богатство и радость! — зашумели в зале.

— Я хочу поговорить о Темирболоте, — громко, чтобы перекричать шум, сказала Жанаргюл.

— Чтоб он пропал вместе с матерью! — опять вмешалась Калыйкан.

— Выступите, когда возьмете слово, тетушка Калыйкан, — осадил ее Кенешбек, вставая.

— О Темирболоте вы все сами знаете, — опять заговорила Жанаргюл. — Поэтому начну прямо с вопроса о его поведении. Почему он озорничает?

— Ну, ну! — послышались в зале голоса. — Мы сами не знаем почему!

— От взрослых о матери Темирболота среди детей пошли сплетни, — продолжала Жанаргюл. — «Темирболот не сын Медера — Эшим его отец. У Айкан нет стыда, она испорченная. В Пржевальске ее видели пьяной на улице».

— Это все чистая правда! — вызывающе крикнула Калыйкан.

— А ты откуда знаешь, что все это правда? — громко спросил кто-то из женщин.

— Когда ты видела Айкан пьяной?

— Врет Калыйкан!

— Все выдумала! — шумели в зале.

— Правда! Всю правду расскажу. После этой учительницы выступлю! — крикнула Калыйкан, снова вскочив с места. Шелуха с ее губ попала на бритую голову старца Ашима.

— В своем ли она уме? — сердито пробурчал он, вытирая голову.

Задребезжал звонок председателя.

— Соблюдайте порядок, — сказал Кенешбек, — и дайте возможность товарищу Бакировой продолжать.

Зал понемногу успокоился.

— Сплетню бессовестной женщины слышит такой же, как и она, бессовестный сын. Он пересказывает это товарищу, а тот, в свою очередь, распространяет дальше. Ребята начинают травить Темирболота. «Темирболот, как твоя фамилия?», «Чью фамилию возьмешь?», «Сколько денег заработала мать, когда ездила в город?» — вот в этом роде и еще более обидные слова слышал Темирболот. Мальчик оскорблен… Он считает, что говорить об этом с кем-нибудь, а тем более с матерью — позор. Замкнулся в себе. На гнусные слова отвечал кулаком.

— Только моего Белека раз пять избил этот негодник. Чтоб его руки отвалились! — опять крикнула Калыйкан.

— Вот так началось «баловство» Темирболота, — спокойно продолжала учительница. — Люди не знали причины. А слухи множатся… Из-за подлой клеветы Темирболот перестает верить матери, следит за ней. Если бы кто-нибудь из мужчин на его глазах пошутил с Айкан, он убил бы мать и бежал из аила.

— Жаль, что он этого не сделал! — снова выкрикнула Калыйкан, сопровождая свои слова громким смехом. — У, выродок!

Люди в зале зашумели:

— Да сгорит дом сплетника!

— Кто эта подлая сплетница?

— Назови эту змею!

С места встал Ашым.

— Дочка моя, — обратился он к Жанаргюл. — Перестань играть в загадки. Если знаешь, кто этот коварный человек, говори прямо. Назови при всех его имя.