Чаадаевское дело. Идеология, риторика и государственная власть в николаевской России - [92]

Шрифт
Интервал

«Еще удивительнее общественное действие христианства. Взгляните на картину полного развития нового общества, и вы увидите, что христианство преобразует все человеческие выгоды в свои собственные; потребность вещественную везде заменяет потребностью нравственною; возбуждает в мире мыслительном эти великие прения, которых вы не встретите в истории других эпох, других обществ; воспламеняет это ужасное борение мнений, в котором целая жизнь народов становится одною великою идеею, одним бесконечным чувствованием. Вы увидите, что все создано им, и только им: и жизнь частная и жизнь общественная, и семейство и отечество, и наука и поэзия, и ум и воображение, и воспоминания и надежды, и восторги и горести. Счастливы те, которые во глубине души сознают свои действия в этом великом движении мира, движении, возбужденном самим Богом!»

Но время обратиться к вам, сударыня. Признаюсь, мне тяжело оторваться от этих общих взглядов. Картина, которая с этой высоты представляется мне, есть для меня источник всего утешительного. Сладостное верование в будущее благоденствие человечества живит мою душу, когда, сдавленный жалкою окружающею меня существенностью, я жажду подышать воздухом чистейшим, взглянуть на небо яснейшее. Впрочем, мне кажется, что я не употребил вашего терпения во зло. Прежде всего надобно было показать вам точку зрения, с которой должно смотреть на христианский мир и на наши действия в нашем мире. Может быть, вам покажется, что я слишком нападаю на нас; нет, я говорил истину и еще не высказал ее вполне. Впрочем, дух христианства не терпит никакого ослепления, а тем более народных предрассудков, потому что они разъединяют людей более всего.

Это письмо довольно длинно. Вначале я полагал, что выскажу все в немногих словах, но впоследствии увидел, что рассмотрение этого предмета может составить целый том. Вы мне напишете, согласны ли вы с моими мнениями. Но во всяком случае, вы не избавитесь от второго письма, потому что мы только приступили к предмету нашего рассуждения…

Некрополис.
1829, декабря 1.

‹…›

[418] В перевод первого из «Философических Писем к Гже***» вкрались следующие ошибки, которые просим поправить самих читателей:



Рекомендуем почитать
Различия в степени вокализованности сонорных и их роль в противопоставлении центральных и периферийных говоров

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


К изучению славянской метеорологической терминологии

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Таланты и изменники, или Как я переводил «Капитанскую дочку»

Пушкин и английский язык - маленькие открытия переводчика.


Толкуя слово: Опыт герменевтики по-русски

Задача этой книги — показать, что русская герменевтика, которую для автора образуют «металингвистика» Михаила Бахтина и «транс-семантика» Владимира Топорова, возможна как самостоятельная гуманитарная наука. Вся книга состоит из примечаний разных порядков к пяти ответам на вопрос, что значит слово сказал одной сказки. Сквозная тема книги — иное, инакость по данным русского языка и фольклора и продолжающей фольклор литературы. Толкуя слово, мы говорим, что оно значит, а значимо иное, особенное, исключительное; слово «думать» значит прежде всего «говорить с самим собою», а «я сам» — иной по отношению к другим для меня людям; но дурак тоже образцовый иной; сверхполное число, следующее за круглым, — число иного, остров его место, красный его цвет.


Русские толкования

Задача этой книжки — показать на избранных примерах, что русская герменевтика возможна как самостоятельная гуманитарная наука. Сквозная тема составивших книжку статей — иное, инакость по данным русского языка и фольклора и продолжающей фольклор литературы.


Поэзия и поэтика города

Сосуществование в Вильно (Вильнюсе) на протяжении веков нескольких культур сделало этот город ярко индивидуальным, своеобразным феноменом. Это разнообразие уходит корнями в историческое прошлое, к Великому Княжеству Литовскому, столицей которого этот город являлся.Книга посвящена воплощению образа Вильно в литературах (в поэзии прежде всего) трех основных его культурных традиций: польской, еврейской, литовской XIX–XX вв. Значительная часть литературного материала представлена на русском языке впервые.


Убийство Уильяма Норвичского. Происхождение кровавого навета в средневековой Европе

В 1144 году возле стен Норвича, города в Восточной Англии, был найден изувеченный труп молодого подмастерья Уильяма. По городу, а вскоре и за его пределами прошла молва, будто убийство – дело рук евреев, желавших надругаться над христианской верой. Именно с этого события ведет свою историю кровавый навет – обвинение евреев в практике ритуальных убийств христиан. В своей книге американская исследовательница Эмили Роуз впервые подробно изучила первоисточник одного из самых мрачных антисемитских мифов, веками процветавшего в массовом сознании.


«Особый путь»: от идеологии к методу

Представление об «особом пути» может быть отнесено к одному из «вечных» и одновременно чисто «русских» сценариев национальной идентификации. В этом сборнике мы хотели бы развеять эту иллюзию, указав на относительно недавний генезис и интеллектуальную траекторию идиомы Sonderweg. Впервые публикуемые на русском языке тексты ведущих немецких и английских историков, изучавших историю довоенной Германии в перспективе нацистской катастрофы, открывают новые возможности продуктивного использования метафоры «особого пути» — в качестве основы для современной историографической методологии.


Империя пера Екатерины II: литература как политика

Книга посвящена литературным и, как правило, остро полемичным опытам императрицы Екатерины II, отражавшим и воплощавшим проводимую ею политику. Царица правила с помощью не только указов, но и литературного пера, превращая литературу в политику и одновременно перенося модную европейскую парадигму «писатель на троне» на русскую почву. Желая стать легитимным членом европейской «république des letteres», Екатерина тщательно готовила интеллектуальные круги Европы к восприятию своих текстов, привлекая к их обсуждению Вольтера, Дидро, Гримма, приглашая на театральные представления своих пьес дипломатов и особо важных иностранных гостей.


Появление героя

Книга посвящена истории русской эмоциональной культуры конца XVIII – начала XIX века: времени конкуренции двора, масонских лож и литературы за монополию на «символические образы чувств», которые образованный и европеизированный русский человек должен был воспроизводить в своем внутреннем обиходе. В фокусе исследования – история любви и смерти Андрея Ивановича Тургенева (1781–1803), автора исповедального дневника, одаренного поэта, своего рода «пилотного экземпляра» человека романтической эпохи, не сумевшего привести свою жизнь и свою личность в соответствие с образцами, на которых он был воспитан.