Цезарь - [9]
Урок патриотизма, который преподал Гораций, смутил римлян. Его судили и приговорили к казни, но выступивший в его защиту отец намекнул, что негоже судить победителя и что он сам расправился бы с дочкой, ежели сын оставил бы ее безнаказанной. В итоге ограничились символическим наказанием.
История человечества от Авеля и Каина буквально нашпигована убийствами родных и близких, а в эпоху гражданских смут это вообще дело обычное. Корысть, алчность, зависть тоже подвигали на злодеяния против братьев и сестер, отцов и матерей. Но походя заколоть в патриотическом порыве единокровную сестру — несколько шокирующий поступок, не правда ли? Впоследствии эта грустная история легла в основу произведений, в которых возникала коллизия между долгом и чувством, а образ Горациев, готовых идти на все ради своего Отечества, стал примером гражданской доблести. Конечно, современному горожанину, размягченному комфортом и не озабоченному борьбой за выживание в буквальном смысле, трудно понять, а тем более оправдать, казалось бы, беспричинное убийство родного человека. Но не будем забывать и о том, что поведенческая логика наших далеких предков основывалась на иных ценностях. Для них доминирующая роль семьи, рода, клана и так далее по нарастающей была понятием самоценным, не подлежащим сомнению. Много позже будет сказано: «Всякий город или дом, разделившийся сам в себе, не устроит» (Мф. 12: 25).
Лояльность семье у римлян воспитывалась с детства, и отступление от безоговорочного подчинения ее интересам наказывалось жестоко. Даже если история Горациев всего лишь легенда, в ней, вполне возможно, заложены некие предостережения. Первое — во время войны неуместно сочувствие врагу. Второе — бей своих, чтобы чужие боялись.
Впрочем, альбанцы так и не смирились с поражением, и война снова разгорелась, возможно, к тайной радости Тулла Гостилия. Хитростью он заманил Меттия в ловушку, предал смерти, а потом велел разрушать Альбу. Жителей, подражая Ромулу, переместил в Рим.
Более тридцати лет правил воинственный Гостилий и за это время изрядно надоел римлянам, которые со все большим умилением вспоминали мирный нрав Нумы Помпилия. По преданиям, Гостилий разгневал Юпитера неправильным жертвоприношением, и тот поразил Тулла молнией, спалив его вместе с домом. Такая кончина, конечно, более пристала царю, нежели, допустим, заурядное убийство с поджогом.
Внук на троне
После смерти Гостилия римляне избрали нового царя — им оказался Анк Марций, сын дочери Нумы Помпилия. Пообещав уставшему от войн народу, что все будет как при покойном дедушке, Анк принялся наводить порядок в святилищах и алтарях, дабы восстановить прежнее благочестие. Соседи, латины, видя такое миролюбие, решили, что можно нарушить мирный договор, заключенный с Туллом. Набег на римские земли Анк совершенно справедливо счел личным вызовом, собрал войско и, оставив жрецам храмы, пошел по стопам своего предшественника.
Взял город Политорий и переселил его жителей в Рим. Через некоторое время опустевший город снова обживают другие латины, и Анку приходится заново брать город. На этот раз он приказывает разрушить его до основания и снова увеличивает число граждан Рима.
Рост населения порождает новые проблемы.
«Огромный приток населения увеличил государство, а в таком многолюдном народе потерялось ясное различие между хорошими и дурными поступками, стали совершаться тайные преступления, и поэтому в устрашение все возраставшей дерзости негодяев возводится тюрьма посреди города над самым форумом».[7]
Рим во времена Анка Марция не только обзавелся первой тюрьмой. Царь существенно раздвинул границы царства, основав в устье Тибра первую римскую колонию — Остию, получив тем самым выход к морю. Кроме того, ему приписывается строительство первого моста через Тибр.
Правил Анк двадцать четыре года. На закате своего царствования кандидатом на трон, скорее всего, собирался предложить народному собранию одного из своих сыновей. Но, как это часто происходило, происходит и будет происходить в высших эшелонах власти, если вопросы наследования не решены при жизни правителя, в пору его наибольшего могущества, то могут иметь место неприятные сюрпризы.
Такой сюрприз преподнес римлянам некто Лукумон, сын коринфянина Демарата. В историю же Рима Лукумон вошел как Тарквиний Древний (или Старший, в зависимости от перевода).
По нынешним меркам, Лукумон был типичный мигрант. Его отец покинул Коринф из-за каких-то распрей, судьба привела беглеца в Тарквинию, где и родился Лукумон. После смерти отца и брата он унаследовал весьма немалое состояние. Неизвестно, была ли ему ведома история двух братьев, Амулия и Нумитора, но обладание деньгами подогревало его честолюбие. Не исключено, что масло в огонь подливала его жена. По происхождению из очень знатного этрусского рода, она, скорее всего, прельстилась богатством Лукумона. Но все ее связи не могли помочь ему в карьере.
Как пишет Тит Ливий, «так как этруски презирали Лукумона, сына изгнанника-пришлеца, она не могла снести унижения, и, забыв о природной любви к Отечеству, решила покинуть Тарквинию — только бы видеть супруга в почете. Самым подходящим городом для этого ей показался Рим: среди молодого народа, где вся знать недавняя и самая знатность приобретена доблестью, там-то и месту мужу храброму и деятельному».
