Цезарь - [120]

Однако, помимо этого, Геворкян постоянно высказывается в пользу Империи во время публичных выступлений и частных разговоров, а также в Сети. Имперская идея в его исполнении постоянно приобретает новые черты, иногда звучит манифестно, а иногда — осторожно и даже политкорректно. В качестве «мягкого» варианта можно привести интервью газете «Новые Известия» от 27 июля 2004 года:«…C нашей точки зрения, будущее России за сильным государством, которое только и может обеспечить жесткое соблюдение законов. Это должно быть свободное, веротерпимое государство, построенное на принципах поликонфессиональности и полиэтничности, предоставляющее всем своим гражданам равные возможности (а не декларирующее их, как сейчас), в котором свободная, либеральная экономика органично сочетается с развитой социальной сферой».

Собственно, с точки зрения Геворкяна (да и с точки зрения всего «Бастиона»), работа в рамках имперского дискурса к 2003–2004 годам была уже закончена. Общество вполне восприняло здоровую имперскую идею как естественную часть интеллектуального обихода; понятие «Империя» превратилось в общепринятую среди публицистов, политиков и политологов категорию дискуссий о настоящем и будущем России. В 2005 году Геворкян пишет:«…имперская тематика уже никого не удивляет…»[129] Это означает не прекращение интеллектуальной герильи, а всего-навсего переход к другим, более важным концептам, по сравнению с которыми идея Империи сыграла роль красивой информационной оболочки. Таковыми являются, во-первых, антиглобализм и, во-вторых, традиционализм.

Московский фантаст, сетуя о разложении российской политической элиты, пишет в эссе «Литература сопротивления»: «Всеобщая апатия усугублена распадом традиционных ценностей…»[130] В апреле 2004 года он ведет бастионовскую конференцию «Историко-философское явление Традиции» и сам делает на ней сообщение «Традиция как гарант стабильности социума», а через несколько месяцев выходит из печати его рассказ «Ладонь, обращенная к небу». В этом рассказе в художественной форме с большой социологической точностью передано содержание апрельского доклада. Геворкян изображает условно китаизированное общество некоей планеты; под воздействием экспансии чужаков, олицетворяющих либерально-атлантистский социум, оригинальная культура и Традиция как-бы-китайцев рассыпаются. Однако Традиция — не только стержень общества, но и его оружие. Она способна нанести ответный удар такими средствами, о которых никто и подумать не мог. Симпатии автора — явно на стороне как-бы-китайцев, и все происходящее в рассказе подается с их позиции.

Что же касается антиглобализма, то 26 января 2004 года Геворкян проводит на III Литературно-практической конференции «Бастион» дискуссию «Глобализация. Место писателя», самым очевидным образом занимая на ней антиглобалистскую позицию. Собственно, по мнению Э. Геворкяна, неоднократно высказанному публично и в деловых разговорах, только та глобализация имеет смысл, которая проводится Россией на благо России и по российским правилам. Прочие глобализационные проекты (в первую очередь исходящие от либерального Запада) следует пускать под откос, в том числе и литературными средствами. Собственно, в этом и состоит главный смысл сильно зашифрованного полуконспирологического эссе «Литература сопротивления» (2005).

С этой точки зрения совершенно ясно, почему Геворкяна, страстного имперца, так заинтересовала жизнь Цезаря, вколотившего «последний гвоздь» в гроб Римской республики и создавшего более совершенное, имперское государство. Имперец-идеолог, имперец-теоретик обратился к истокам самого понятия «Империя», показал, как империей излечиваются многие недуги общественного устройства. И как болеет социум, лишенный имперских доблестей, имперского строя, имперской мощи, имперского равенства перед законом для всех…

Не напрасно истории жизни самого Цезаря в книге предпослано огромное описание жизни Римского государства. Геворкян как будто ведет расследование о силе и слабости политического устройства Римской республики. Он последовательно развенчивает многие мифы и уничтожающе высказывается о степени реального «демократизма» в Риме. Относительно небольшое количество влиятельнейших семей правит всем, борется с честолюбцами, выступающими от имени «народа», и с фатальной неизбежностью сжирает сколько-нибудь крупных личностей, добирающихся до высшей лиги политического Олимпа. С этой точки зрения диктаторское, а затем имперское единовластие, резко сократившее власть сенатского «болота», прижавшее олигархию, оказалось тем очистительным огнем, который выжег страшную гниль римского государственного организма.

Но не стоит обманываться: не Цезарь и даже не Рим — главные герои этой книги. Сквозь античную тематику, сквозь суету полисов, сквозь рев когорт, идущих в атаку, чувствуется обращение к России. Рим выстрадал империю, получил ее как избавление. Россия, также выстрадавшая империю, должна сохранить свою имперскость — как шанс на возрождение. Только в чашу империи можно было два тысячелетия назад налить вино христианства — так, чтобы оно стремительно распространилось по всему Средиземноморью. Ныне та же чаша имперскости поможет Православию уберечь Россию от падения, выволочь ее из грязи.