Цезарь - [24]

Вот что говорит далее Плутарх на своем великолепном греческом:

«Никто из римлян, кроме Помпея, не пользовался такой любовью народа, которая возникла столь рано, столь стремительно возрастала и оказалась столь надежною в несчастиях».

Возможно, более всего подкупала римлян, этот чувствительный народ, красота Помпея, его внешность. У Помпея были идеально гармоничные черты лица, мелодичный голос, изысканные манеры, сочетавшиеся с открытостью и доброжелательностью. В повседневной жизни он вел себя сдержанно и взвешенно, был атлетически сложен, легко управлял своим телом, умел убеждать в речах, с легкостью одаривал, причем делал это так грациозно, что ничуть не оскорблял достоинства принимавшего от него любой дар. Волосы, которые он носил слегка зачесанными назад, и чарующий взгляд делали его похожим на Александра, точнее — на статую завоевателя Индии, сходство, льстившее молодому человеку и делавшее его узнаваемым в народе, так что однажды консул Филипп, произнося речь в его защиту, заметил с улыбкой: «Не удивляйтесь моему пристрастию к клиенту, это объясняется тем, что я, будучи Филиппом, люблю Александра».

Говорили о его сдержанности, умеренности во всем. Вот один пример. После очень тяжелой болезни врачи порекомендовали ему диету, позволили есть только дроздов. К несчастью, дрозд был перелетной птицей, а так как сезон перелета в ту пору еще не наступил, напрасно его слуги рыскали по всем базарам Рима.

— Да, ситуация безвыходная, — заметил один из друзей Помпея. — Дроздов можно отыскать только у Лукулла, у него любая птица — круглый год.

— Клянусь, никогда! — воскликнул Помпей. — Я не хочу просить у этого человека ничего!

— И все же, — настаивал друг, — ведь врач рекомендовал тебе только дроздов, ничего более.

— Да уж, как же! — ответил Помпей. — Ты хочешь, чтобы я поверил, что в книге судеб написано, будто Помпей непременно погиб бы, не будь Лукулл таким обжорой и не выращивай он у себя в клетках дроздов?

И Помпей прогнал своего врача.

Упоминали мы и о его красноречии. Вот доказательство.

После смерти Страбона ему пришлось защищаться от обвинения в растрате каких-то общественных фондов, имевших отношение к его отцу. Вину в определенной степени пытались свалить на него. Но он защищался так искусно, с таким блеском и твердостью, что претор Антистий, разбиравший эту тяжбу, тут же решил отдать ему в жены свою дочь — предложение это он сделал через общих друзей.

Помпей согласился.

О помолвке стало известно народу, и это так понравилось римлянам, что в момент оправдания Помпея толпа закричала словно по команде:

— La Talasius! La Talasius!

Что же означают эти два слова, которые произносили римляне, желая счастливого брака?

Сейчас объясним.

Они были связаны с древней римской традицией, существовавшей еще со времен похищения сабинянок. Когда произошло это знаменательное событие, приведшее только что созданную Ромулом империю к краю пропасти, пастухи и скотоводы похитили столь молодую и прекрасную собой сабинянку, что тут же испугались, как бы не пришлось из-за нее каждый день драться. Тогда им пришла мысль отдать ее самому уважаемому и знатному человеку в Риме. И вот они бежали и кричали: «К Таласию! К Таласию!» Словно специально похитили красавицу для Таласия.

Действительно, молодая сабинянка вскоре вышла замуж за Таласия, и брак их оказался очень счастливым. С тех пор в Риме остался обычай: на богатых и особо пышных свадьбах, желая счастья молодым, люди кричали:

— La Talasius! La Talasius!

Помпей взял в жены Антистию.

Но супружеская жизнь его сложилась не столь счастливо, как у Таласия, поскольку, как мы уже говорили, Сулла заставил его отвергнуть эту женщину и жениться на Эмилии, своей племяннице и дочери Метелла Скавра.

Столь жестокий приказ был вполне в характере тирана — ведь Эмилия уже была замужем и к тому же беременна, да и вообще было стыдно подчиняться такому приказу, учитывая еще и то обстоятельство, что тесть Помпея Антистий был убит прямо в Сенате под тем предлогом, что Помпей — сторонник Суллы.

Мать Антистии, увидев свою дочь отвергнутой, не смогла пережить бесчестия и покончила с собой. За этой смертью последовала еще одна: Эмилия умерла при родах.

Однако вся эта ужасная трагедия, непременно наделавшая бы в другую эпоху немало шума, растворилась в другой, всеобщей трагедии, охватившей Рим, — в междоусобной войне Суллы и Мария.

Мы уже упоминали, что в аналогичное положение попал и Цезарь, но имел мужество воспротивиться воле Суллы и ослушался его. Сама сущность, природа этих двух личностей проявляется в этом сопоставлении: когда один сдается, другой противостоит.

Да простят нас за то, что мы так много говорим о Помпее. Но, наверное, все же стоит чуть больше рассказать о человеке, который вскоре будет делить с Цезарем власть над миром.

Признаемся также, что счастливы сделать для античности то, что делаем по отношению к собственному времени, что сделали для истории Италии и Франции, а точнее — достойно представить эту картину всем желающим. А что от нас для этого требуется? Просто сделать ее привлекательной.

Когда нам показывают греков или римлян, то прежде всего показывают статуи, за редчайшим исключением — людей.