Цейлонские парии - [37]

Малко поднялся на две ступени и заметил черный предмет, лежащий поодаль на каменном полу. Приблизившись, он увидел великолепную кобру, свернувшуюся на подстилке из мешковины. Змея была совершенно неподвижна.

— Рамасуги уже перевоплотился? — спросил. Малко.

— Нет, — улыбнулась Свани. — Это раненая кобра, которую подобрали живущие по соседству горожане. На нее, кажется, наехала машина. Люди приносят ей молоко, но она все равно скоро умрет.

Действительно, около змеи стояло несколько блюдец с молоком, в то время как многие местные малыши ни разу в жизни его не пробовали...

— Рамасуги лежит за дагобой, — сказала Свани.

Они обошли сооружение. На подстилке, прислонившись затылком к дагобе, с закрытыми глазами, бледным лицом и заострившимся носом лежал «бику». Рядом с ним на корточках сидели двое мужчин, один из которых обмахивал умирающего большим пальмовым листом. С левой стороны оранжевый балахон монаха покрылся коркой высохшей крови, смешанной с землей. Увидев Малко, мужчины с угрожающим видом поднялись на ноги. Свани успокоила их, сказав что-то по-тамильски. Они ответили на том же языке.

— Монах пока жив, — перевела Свани. — Несколько минут назад он еще говорил.

Малко пристально смотрел на «бику». Его феноменальная память никогда не подводила — это был именно тот человек, который в него стрелял.

— А врача здесь нет? — спросил австриец, — Он ведь может умереть.

Свани задала этот вопрос охранникам, выслушала их и перевела:

— Рамасуги отказывается от врача. В деревне ему наложили повязку из трав, чтобы остановить кровотечение. Он сам попросил, чтобы его привезли сюда, к этому алтарю, куда он часто приходил молиться. Монах надеется, что Будда простит его.

Услышав голоса, Рамасуги открыл глаза, посмотрел на Малко и снова закрыл их. На его лице ничего не отразилось. Казалось, он не узнал австрийца. Губы монаха судорожно искривились, как от приступа боли.

— Допросите его скорее, — не отставал Малко. — Он уже при смерти.

Отстранив одного из охранников, Свани опустилась на колени возле умирающего. Второй цейлонец продолжал невозмутимо обмахивать его пальмовым листом.

Свани осторожно тронула раненого за плечо. Он открыл глаза. Голос монаха звучал так тихо, что Малко едва слышал его.

— Он говорит, что в него стреляла белая женщина, Она приехала за ним в монастырь..

—  — Спросите, зачем он стрелял в меня, — проговорил Малко.

Свани перевела. Монах долго молчал, потом со стоном произнес несколько фраз и закрыл глаза.

— Ему приказал сделать это его учитель, — пояснила Свани. — Больше он ничего не скажет.

— Попробуйте уговорить Рамасуги, — твердил австриец, — Ему уже недолго осталось...

Действительно, монах начал судорожно цепляться руками за свое платье, его глаза затуманились, тело содрогалось.

Свани наклонилась к уху монаха и что-то долго говорила. И «бику» каким-то чудесным образом начал возвращаться к жизни. Из его рта хлынул непрерывный поток слов. На лице Свани отразилось изумление. Монах говорил без остановки, и она не перебивала его. Внезапно слова стали путаться, зазвучали тише, глаза монаха закатились, и его голова бессильно упала на грудь.

Свани выпрямилась.

— Что вы ему говорили? — спросил Малко.

— Что он должен сказать правду, если хочет получить прощение Будды и воплотиться в благородное животное — кобру, слона или корову... Я уверена, что он не солгал. Но это настолько невероятно...

Малко призвал на помощь все свое джентльменское воспитание, чтобы не схватить ее за плечи и не затрясти. Но Свани недолго томила его ожиданием:

— Приказ о вашем убийстве исходит из монастыря в Канди. За это учитель Роанна Захир пообещал монаху перевоплощение, достойное его высоких моральных качеств.

Малко решил, что ослышался.

— Но зачем учителю понадобилось убивать меня? Или буддисты больше не осуждают насилие?

Свани отошла от трупа монаха. Над ним уже кружились мухи.

— Учитель считает, что из любви к Будде убивать можно... Он один из главных духовных наставников всех местных «бику» — очень честолюбивый и влиятельный человек. Несколько лет назад один из монахов по его приказу застрелил из револьвера премьер-министра.

— Но зачем понадобилось убивать меня?

— Рамасуги этого не знал. Учитель Захир лишь сказал, что, убив вас, он послужит делу буддизма. По словам Рамасуги, какие-то иностранцы в награду пообещали достать учителю зуб Будды — самую святую из реликвий. Ради этого благородного дела Рамасуги и согласился на убийство...

Малко в недоумении посмотрел на Свани, пытаясь понять, не насмехается ли она над ним. Но девушка выглядела совершенно серьезной.

— В Канди, — продолжала она, — есть очень известный храм — Храм Зуба — в котором хранится священная реликвия всех буддистов: зуб Будды. Монахи, которые его охраняют, извлекают из этого огромную моральную и материальную пользу. Туда пешком приходят верующие со всего острова, а многие даже приезжают из Индии. Учитель Захир, как я уже говорила, отличается большим честолюбием. Если он сможет построить у себя такой же храм, то станет неизмеримо выше всех остальных религиозных наставников.

Малко не мог прийти в себя от удивления.