Церковно-народный месяцеслов на Руси - [97]

Тоня – рыбная ловля; одна закидка невода; место, где ловят рыбу. Торок – порыв ветра, шквал.

Торока (тороки) – ремни позади седла для привязывания к нему груза, дорожного мешка. Тороком – битой, торной дорогой.

Трензель – металлическая цепочка для удержания мундштука во рту лошади, использовался как своеобразный музыкальный инструмент.

Тюлелей – тюлевая оборка.

Тябло – кивот, полка для икон.

Убрус – нарядный головной убор, свадебная фата. Ужинистый хлеб – добрый, обильный ужином, соломой, числом снопов. Умежениться (о воде) – прийти в межень, в обычное, среднее состояние, количество. Ухитить – уконопатить мохом, приготовить к зиме.

Чало – чаялось, казалось.

Чело – передняя часть русской печи.

Черемный – красный, рыжий.

Чернец, черница – монах, монашенка.

Черница – черника.

Черногуз – ласточка.

Четверик – старая русская мера или предмет, содержащий четыре какие-либо единицы (напр., куль в 4 пуда). Чуйка – длинный суконный кафтан.

Шалыга (шелыга) – плетеный мяч; деревянный шар; плеть, кнут, погонялка.

Шаньга – ватрушка, сочень, простая лепешка. Шеломчатый – с выпуклой шляпкой. Шерстобит – тот, кто бьет, треплет, пушит шерсть.

Шерстни – шершни.

Шесток – площадка перед устьем русской печи.

Ширинка – полотенце; полотнище, кусок ткани во всю ширину.

Шолом – крыша; навес, крыша на столбах.

Щербета – ущербность.

Ялая, яловая – бесплодная (о скоте).

Яровчаты – из явора, постоянный эпитет для гуслей.

Ярь, ярица – яровой хлеб.

Жития святых

Житие святого отца нашего Афанасия, архиепископа Александрийского

Святой Афанасий Великий, сей живой и бессмертный образ добродетели и богоугодной жизни, родился в знаменитой столице Египта Александрии.[46]

Родители его были христиане– люди благочестивые и добродетельные. Еще во дни отрочества Афанасия следующий случай предзнаменовал его будущую великую святительскую деятельность.

Однажды Афанасий играл со своими сверстниками на морском берегу. Дети подражали тому, что видели в церкви, изображая своей игрой священнослужителей Божиих и церковные обряды. Афанасия они избрали себе епископом; он же наименовал: одних – пресвитерами, других – диаконами. Эти последние приводили к нему других детей – языческих, которые были еще не крещены. Афанасий же крестил их морской водой, произнося установленные для таинства святого крещения слова, как то слышал от священника в церкви; к этому он присоединял поучение сообразно своему детскому возрасту. В то же время патриархом Александрийским был святой Александр. Случайно взглянув из окон своего дома, находившегося на возвышенном месте, недалеко от моря, на берег и увидев детскую игру, он с изумлением следил за совершаемым Афанасием крещением. Немедленно же он приказал привести всех детей к себе. Подробно расспрашивая детей, патриарх старался разузнать, кого именно они крестили, как вопрошали их перед крещением и что те отвечали, и узнал, что они в своей игре совершали все согласно Уставу церковному. После того, посоветовавшись с клиром своим, он призвал совершенное Афанасием крещение языческих детей истинным и довершил его миропомазанием; потом позвал родителей детей, действовавших в качестве пресвитеров, и посоветовал им, чтобы они воспитали их для священства. Родителям же Афанасия, призвав их, святой Александр поручил воспитать его в благочестии и книжном научении и потом, когда он придет в возраст, привести к нему и посвятить его Богу и Святой Церкви.

Когда Афанасий достаточно изучил науки и получил широкое умственное образование, родители привели его к святому патриарху Александру и, подобно тому, как некогда Анна – Самуила, посвятили его в дар Богу. Вскоре после того патриарх поставил его клириком и рукоположил во диакона Александрийской церкви. Как он в этом звании с юности мужественно боролся с еретиками и что от них претерпел, – всего невозможно и перечислить; но нельзя и умолчать о некоторых его, наиболее замечательных, подвигах и деяниях.

В то время нечестивый Арий распространял свою безумную ересь и своим зловредным учением колебал всю Церковь. Хотя он был уже проклят на первом Вселенском соборе святых отцов в Никее, отлучен от общения с Церковью Христовой и осужден на заточение, однако, низверженный и еле живой, не прекращал своей борьбы против православия. Он стал действовать через своих учеников и единомышленников, распространяя повсюду яд своей ереси. Имея за себя пред царем многих ходатаев, особенно Евсевия, епископа Никомидийского с другими епископами, державшимися той же ереси, Арий через них испрашивал у Константина Великого себе милости, чтобы его освободили от заточения и позволили возвратиться в Александрию. Евсе-вий коварно убеждал царя, что Арий не вносит никакого учения, противного православию, и не проповедует ничего несогласного с учением Церкви, но по зависти терпит от лукавства епископов, и что между ними – спор не о вере, а только из-за пустых, отвлеченных слов. Царь, по своему простосердечию и незлобию, не подозревая еретической хитрости и коварства, поверил ложным уверениям и повелел прекратить спор и не препираться из-за слов, чтобы между церквами не было раздора. Совсем не расследовав дела, он, по своему милосердию, позволил Арию возвратиться в Александрию. И вот сей нечестивый еретик, к общему церковному бедствию, вернулся в Александрию. Это обстоятельство было весьма тяжело и прискорбно для православных, в особенности же для святого Афанасия, как воина Христова и твердого защитника истинных преданий православия. В то время он был удостоен уже архидиаконского сана. Сей воин Христов преследовал еретика, вторгшегося, подобно волку, в Церковь Христову, изобличая его злоумышления и писаниями своими, и проповедью. В то же время Афанасий побуждал и святейшего архиепископа Александра написать послание к царю, и сам вместе с ним писал, выставляя на вид простодушие, по которому царь, поверив обольщениям и басням еретическим, приемлет ныне Ария, отвергнувшегося Православной Церкви, отверженного Самим Богом и всеми святыми отцами, и попускает ему потрясать отеческие законоположения. Но царь, по внушению Евсевия, отвечал им еще более резким посланием, угрожая им, если они не умолкнут, низвержением от сана. Поступил же так благочестивый и добрый царь не для удовлетворения своего гнева и не потому, чтобы был расположен к арианству, но имея ревность, хотя и не по разуму, о том, чтобы между церквами не было раздора. Кротким сердцем своим любя мир, царь искал мира там, где его совершенно быть не может: ибо как еретичество может жить в мире с православием?