Церковная старина в современной России - [192]

Шрифт
Интервал

.

Естественно, что у приходской жизни есть свои потребности и интересы. Но очевидно, что они должны быть подчинены требованиям сохранения святыни, которые определяются не только христианским отношением к древности, но и законодательством об охране объектов культурного наследия. Речь идет не о поиске компромиссов, а о глубинном осознании православной общиной необходимости сохранения культурного наследия как части собственной истории. Сегодня, как никогда, христианская аскеза, самоограничение в использовании и приспособлении памятников церковной старины, должны явиться главным свидетельством духовного роста православной общины и каждого христианина.

К сожалению, в основе существующего подхода к культурному наследию и учреждениям культуры, присущего сегодня большинству православных, лежат ложно понятые интересы Церкви. Несмотря на все проблемы, свойственные современному музейному сообществу России, в интересах современной церкви не только воспринять существующие здесь способы отношения к древности, но всячески поддержать российские музеи, не требуя расчленения сложившихся коллекций и не выдвигая претензий мировоззренческого характера.

Сегодня Русская Православная Церковь и как общественный институт и как человеческое сообщество в силу установок массового сознания, культовой практики, способов хозяйствования и методов управления оказалась не способной эффективно сохранять и использовать памятники культуры, а также распоряжаться ими. Эта неспособность заставляет руководство московской патриархии постоянно подчеркивать исторические заслуги Церкви перед культурой и страной. В лукавой подтасовке фактов о «православном большинстве» населения в России есть доля правды. В конце концов, Церковь и есть общество как «церковный народ», не ограниченный клиром и иерархией. Этот народ вправе потребовать соблюдения закона и сохранения здравого смысла при обращении с памятниками церковной старины. Становится очевидно, что современный спор о культурном наследии Православной Церкви в России, условиях его хранения, сбережения и реставрации — это не противостояние верующих и неверующих. Более того, это не идейный конфликт духовенства и интеллигенции за лидирующее положение в обществе, порожденный взаимной неприязнью. Существующая ситуация несводима и к профессиональному конфликту между двумя группами ремесленников за их «средства производства». Как ни парадоксально это прозвучит, но за конфликтами между структурами патриархии и учреждениями культуры скрывается внутрицерковная борьба за соборность, за сохранение истинного облика церковной традиции и правильное понимание Священного Предания, которые воплощены в культурном наследии Церкви. Это бои за историю по известному принципу: «Кому принадлежит настоящее, тому принадлежит прошлое, кому принадлежит прошлое, тому принадлежит будущее». Стремлению переписать историю сверху, приватизировав и исказив материальный образ прошлого, противостоит естественное желание снизу увидеть историю своей Церкви такой, каковой она была на самом деле. И в этой борьбе невоцерковленная интеллигенция и профессионалы оказываются на стороне церковного народа, поскольку их намерения совпадают с осуществлением неотъемлемого права общины на осознанное и ответственное обладание святыней и стариной…

Тот факт, что современные православные этого не понимают, объясняется не только особенностями и мутацией религиозного сознания в строну фундаментализма, а также проблемами, порожденными советским прошлым. Не менее существенная причина кроется внутри музейно-реставрационной корпорации. Не случайно разгромы музеев или изъятие из них знаменитых икон, осуществляемые совместно патриархией и органами государственной власти, столь редко вызывают серьезное и массовое возмущение в обществе. Современным российским музеям стоит посмотреть правде в глаза: общество относится к ним с такой же суеверной дистанцией, как и к Церкви. Отсюда и расхожее противопоставление музея и современной жизни. Прежде всего потому, что Музей, как и Церковь, оказывается совершенно закрытой для общества структурой, существующей в себе и для себе. Призывы «ходить в музей», равно как и призывы «ходить в церковь», наталкиваются на человеческую глухоту: что там, что сям большинство наших современников ощущает себя решительно лишними. Даже стереотип поведения музейных смотрительниц по отношению к посетителям совершенно идентичен отношению православных бабушек-трудниц к людям, нечасто бывающим в храме. Попадающий в музей человек понимает, что его здесь не ждали. Он мешает дирекции и хранителям в выполнении их «высокой культурной миссии», да и в решении более приземленных проблем, подобно тому, как и зашедший в церковь чужак мешает «профессиональным верующим» удовлетворять свои «религиозные потребности». Правда, в этом смысле у приходского духовенства есть определенное преимущество перед музейщиками: оно материально заинтересовано в каждом пришедшем и готово эту заинтересованность демонстрировать.

Изменение существующего положения дел состоит не в очередной коммерческой кампании по пресловутому «привлечению посетителя», а в том, что музей должен существовать для людей и люди должны это чувствовать. Музей должен быть рад каждому зашедшему под его кровлю; человек должен находить здесь радушный прием, готовность ответить на все вопросы, обрести специально для него приготовленные бесплатные буклеты, которые он сможет взять с собой, рассказывающие о хранимых здесь вещах. Музей должен стараться распахнуть для посетителя свои фондохранилища, дабы приобщить к своим тайнам и разубедить в том, что все здесь давно «разворовано». Человеку важно увидеть не только «выставки новых поступлений», но и то старое, что всегда хранилось здесь, но никогда не выставлялось. Тогда музей для него станет своим, а за его сохранение человек будет готов выйти на площадь. Впрочем, рассказывать «ученым женам» и «мужам», каков должен быть «их» музей — дело глубоко неблагодарное. Однако для страны было бы крайне желательно, дабы их представления совпали с ожиданиями общества. Это достигается не декларациями министерского и музейного руководства, а реальным изменением ситуации внутри музейных стен, что позволит понять всем, в том числе и православным, что происходящее здесь — в их интересах. И это дело не одного дня…


Еще от автора Александр Евгеньевич Мусин
Благодатный огонь — миф или реальность?

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Краткая история присебячивания. Не только о Болгарии

Книга о том, как всё — от живого существа до государства — приспосабливается к действительности и как эту действительность меняет. Автор показывает это на собственном примере, рассказывая об ощущениях россиянина в Болгарии. Книга получила премию на конкурсе Международного союза писателей имени Святых Кирилла и Мефодия «Славянское слово — 2017». Автор награжден медалью имени патриарха болгарской литературы Ивана Вазова.


Куда идти Цивилизации

1990 год. Из газеты: необходимо «…представить на всенародное обсуждение не отдельные элементы и детали, а весь проект нового общества в целом, своего рода конечную модель преобразований. Должна же быть одна, объединяющая всех идея, осознанная всеми цель, общенациональная программа». – Эти темы обсуждает автор в своем философском трактате «Куда идти Цивилизации».


Жизнь как бесчинства мудрости суровой

Что же такое жизнь? Кто же такой «Дед с сигарой»? Сколько же граней имеет то или иное? Зачем нужен человек, и какие же ошибки ему нужно совершить, чтобы познать всё наземное? Сколько человеку нужно думать и задумываться, чтобы превратиться в стихию и материю? И самое главное: Зачем всё это нужно?


Черное солнце Украины

Украинский национализм имеет достаточно продолжительную историю, начавшуюся задолго до распада СССР и, тем более, задолго до Евромайдана. Однако именно после националистического переворота в Киеве, когда крайне правые украинские националисты пришли к власти и развязали войну против собственного народа, фашистская сущность этих сил проявилась во всей полноте. Нашим современникам, уже подзабывшим историю украинских пособников гитлеровской Германии, сжигавших Хатынь и заваливших трупами женщин и детей многочисленные «бабьи яры», напомнили о ней добровольческие батальоны украинских фашистов.


Неудобное прошлое. Память о государственных преступлениях в России и других странах

Память о преступлениях, в которых виноваты не внешние силы, а твое собственное государство, вовсе не случайно принято именовать «трудным прошлым». Признавать собственную ответственность, не перекладывая ее на внешних или внутренних врагов, время и обстоятельства, — невероятно трудно и психологически, и политически, и юридически. Только на первый взгляд кажется, что примеров такого добровольного переосмысления много, а Россия — единственная в своем роде страна, которая никак не может справиться со своим прошлым.


Кого освобождали прибалтийские эсэсовцы?

В центре эстонского курортного города Пярну на гранитном постаменте установлен бронзовый барельеф с изображением солдата в форме эстонского легиона СС с автоматом, ствол которого направлен на восток. На постаменте надпись: «Всем эстонским воинам, павшим во 2-й Освободительной войне за Родину и свободную Европу в 1940–1945 годах». Это памятник эстонцам, воевавшим во Второй мировой войне на стороне нацистской Германии.