Церковная история - [119]

Многие герои «Церковной истории» обращаются к служению богу непосредственно вслед за интенсивными занятиями классическими науками: Григорий Чудотворец, изучив законы в Берите, был наставлен Оригеном в «истинной философии» (IV.27); Иоанн Златоуст, Евагрий, Федор и Максим, посещавшие школу софиста Ливания, стали подвижниками (VI.3); Прокл, ревностно занимавшийся риторикой, принял сан епископа Константинополя (VII.41) и т. д. Такой переход выглядит не как отрицание героями своего прошлого и как их разрыв со светской культурой, но как естественное восхождение на более высокую ступень познания: овладение «эллинской мудростью» приближает их к постижению Слова Божьего.

В результате «сближения» светского и религиозного знания стирается грань между светским учителем и учителем веры. У Сократа риторы становятся епископами (VII. 12, 37), а священнослужители преподают грамматику и софистику (IV.9; VII. 12). Здесь историк вряд ли бы нашел понимание у своих западных коллег, которые с возмущением отзывались о духовных пастырях, осмеливавшихся обучать, по выражению Григория Великого, «вздорным светским наукам».

Таким образом, в сократовском универсуме классическая образованность высшее, наряду с ортодоксальностью, достоинство священника и предмет особого уважения в среде духовенства. Через образы ортодоксальных иерархов-интеллектуалов, которые принадлежат не только церковному, но и светскому миру, проводится идея «культурной церкви» — православной церкви, открытой классической культуре и классическому знанию.

Сократу Схоластику принадлежит особое место среди церковных историков ранневизантийского периода. Оставаясь в рамках историко-церковной традиции, он проявил себя как оригинальный писатель и мыслитель. По сравнению со своим предшественником Евсевием Сократ значительно расширил историческую перспективу. Если первый церковный историк исследовал только историю церкви, рассматривая римских правителей как внешнюю по отношению к ней силу, то его преемник сделал императоров центральными фигурами христианской истории. Он придавал ключевое значение не только их взаимоотношениям с богом и церковью; ему было важно влияние этих взаимоотношений на судьбу государства. Поэтому, естественно, что автор нередко предоставлял слово светским событиям. Тема церковной истории, таким образом, дополнялась темой истории христианской империи.

В сократовском повествовании полная раздоров внутренняя история церкви остается замкнутой на самой себе. Она развивается вне какого-либо участия Бога и вне какого-либо воздействия на нее со стороны внешнего человеческого мира. Однако для автора эта замкнутость является исторической аномалией, преодоление которой возможно только путем превращения церкви в чисто ортодоксальную и «культурную», только путем сближения ее с государством и обществом. Лишь тогда церковная история вольется в поток христианской имперской истории и получит, благодаря этому, прогрессивный импульс.

В «Церковной истории» Сократа отразилась реальная ситуация, в которой оказались церковь и общество в первой половине V в. Обращение в христианство большинства граждан Империи и прежде всего ее политической элиты, постоянное вмешательство императоров в дела христианской общины побудили Сократа по-новому взглянуть на предмет исторического описания: тема христианского государства и христианского монарха уверенно вошла в его сочинение. Усиление же борьбы различных течений внутри христианства заставило автора отказаться от оптимистического взгляда на историю церкви. В то же время в труде Сократа запечатлелись и исторические надежды писателя, его видение наиболее перспективного пути развития церкви. Отводя императорам решающую роль в прогрессе христианской истории и провозглашая идеал «культурной церкви», он выступил как представитель того интеллектуального течения в христианстве, которое настаивало на тесном и равноправном союзе римской церкви и римского государства.

УКАЗАТЕЛЬ ЛИЧНЫХ ИМЕН, ЕРЕСЕЙ И СОБОРОВ (римскими цифрами обозначены номера книг, арабскими номера глав)

Абунданций, военач. — VII.7

Авгарий — II.40

Авда, еп. — VII.8

Авзоний, консул — V.2

Авимелех, библ. — III.8

Авксанон — II.32

Авксанон, пресвитер — I.13

Авксентий, еп. миланский — II.37; IV.30

Авлавий (Аблавий), ритор — VII.12

Авраам, библ. — III.8, 12; V.18

Авраамий, еп. уримский — III.25

Аврелиан, консул — VI.6

Агапий, еп. эфесский — V.23

Агапит, еп. — VII.3

Агафон, еп. — II.28

Агелий, еп. константинопольский (новацианин) — II.38; IV.9, 28; V.10, 12, 21

Адам, библ. — III.7

Адамантий, врач — VII. 13

Адамантий, еп. — I.35

Адельфий, еп. — II.28

Адолий, еп. македонский — IV.12

Адонис, миф. — III.23

Адриан — III.23

Акакий, еп. верийский (Сирия) — VI.18, 23

Акакий, еп. амидийский — VII.21

Акакий, еп. кесарийский — II.4, 38–40, 42

Акакий, еп. селевкийский — IV.1, 4

Акакий, еп. — III.25

Акесий, еп. — I.10, 13

Акиндиан, консул — II.5

Аламундар, вождь сарацинов — VII. 18

Аларих, вождь готов — VII.10

Александр, диакон — I.25

Александр, еп. александрийский — I.5–9, 13, 15

Александр, еп. антиохийский — VII.9

Александр, еп. еленопольский — VII.36