Церковь Духа Святого - [36]
Что касается пророков, то странствующий характер их дея–тельности также не подчеркивается нарочито в апостольских писаниях. Первое послание к Коринфянам явно предполагает, что пророки имеют постоянное пребывание в местной церкви[ [149]]. Еще с большей уверенностью мы можем заключить, что учители, главным образом, исполняли свое служение в пределах местной церкви.
С другой стороны постоянное пребывание епископов–пресвитеров в одной определенной местной церкви, в которой они были поставлены, не исключало для апостольского и после–апостольского времени возможности исполнения ими какой либо временной миссии в другой или в других церквах. «Тогда апостолы и пресвитеры со всею церковью рассудили, избрав из среды себя мужей, послать их в Антиохию с Павлом и Варнавою: Иуду, прозываемого Варсавою, и Силу, мужей начальствующих между братиями» (Дн. 15,22). Несомненно, что термин «andraj hyoumenouj en toij adelfoij» указывает, что Иуда и Сила принадлежали к числу пресвитеров Иерусалимской церкви[ [150]]. Римская церковь по посланию Климента Римского послала в Коринфскую церковь «мужей верных и мудрых, которые прожили среди нас, по словам Климента, безупречно от юности до старости, чтобы они были свидетелями между нами и вами»[ [151]]. Кто были эти «marturej», мы не знаем, но более чем вероятно, что они были пресвитерами Римской церкви. Согласно «Церковным канонам» церковь, которая не имеет 12–ти взрослых членов для избрания епископа должна обратиться к другой церкви, чтобы она послала трех мужей. Хотя мы опять не знаем, что это были за люди, но также наиболее вероятно, что они были пресвитерами, в числе которых, может быть, находился епископ[ [152]]. В начале III–го века устанавливается обычай съезда соседних епископов на поставление епископа для вдовствующей церкви[ [153]]. Епископ–пресвитер мог оказаться в какой–то момент странствующим, как апостол и пророк. Пророк и учитель мог быть постоянно пребывавшим в одной определенной церкви, а епископ–пресвитер мог получить временную миссию вне своей церкви.
Поэтому, мы должны поставить вопрос, не является ли недоразумением утверждение основанное на «Учении 12–ти апостолов», что одно из отличительных свойств «харизматиков» по сравнению с пресвитерами–епископами заключалось в странствующем характере их деятельности. Можем ли мы отдавать предпочтение свидетельству «Учения» перед свидетельствами новозаветных писаний? Если даже не считать «Учение» памятником раннего монтанизма, то во всяком случае не подлежит сомнению, что он отражает жизнь небольших церквей, существовавших где–то на окраинах римского государства. Конечно, вопрос заключается не в том, — имело или не имело служение апостолов и пророков по преимуществу странствующий характер. Это является бесспорным. Вопрос заключается в том, действительно ли в противоположность пресвитерам–епископам и диаконам, апостолы, пророки и учители не принадлежали ни к какой местной церкви, а принадлежали Церкви вообще, а потому везде были более или менее кратковременными, хотя и желательными, гостями.
Мы очень мало знаем о жизни первоначальной церкви, и многие ее стороны для нас остаются невыясненными, относительно которых приходится делать те или иные предположения. Не более ли правильно предположить, что апостолы, пророки и учители, как пресвитеры–епископы и диаконы, как и все остальные верные, состояли в числе членов одной определенной местной церкви? Для первоначального церковного сознания Церковь Божия в эмпирической жизни выявлялась в местных церквах. Это — закон жизни Церкви в эмпирическом бытии, и почему мы должны предполагать, что для небольшой группы христиан, хотя и занимавших особое место в жизни Церкви, этот закон нарушался, и эти лица оказывались в бесцерковном пространстве? Принадлежность к Церкви определяется принадлежностью к одному определенному Евхаристическому собранию. Вступление в Церковь совершается через вступление в Евхаристическое собрание. Прием в Церковь всегда происходил в местной церкви, а потому всегда имел конкретный характер. Мы сейчас в значительной степени потеряли, в силу современного церковного устройства, этот конкретный характер, а поэтому прием в Церковь получил абстрактный характер. Это сказалось на нашем словоупотреблении. Если в деревней церкви прием совершался в Римскую, или Антиохийскую или Коринфскую церковь, т. е. в Церковь Божию, существующую в Риме, Коринфе или Антиохии, то мы сейчас не можем сказать, что прием совершается в такой–то приход, или в такую–то епархию. Мы предпочитает сейчас говорить о приеме в русскую, греческую или сирийскую церковь, а в лучшем случае в православную церковь. Понятие русской или вообще национальной церкви в значительной степени искусственное понятие, выражающее только преимущественный национальный состав церкви, т. к. по существу нет и не может быть особой русской или греческой, церкви, а есть только единая Церковь Божия во Христе. Во втором случае прием в православную церковь имеет отвлеченный характер и есть ничто иное, как прием в Церковь вообще. Евхаристического собрания Церкви вообще не существовало, как и не существует сейчас, а существовали и существуют только Евхаристические собрания местных церквей. Каждое в отдельности и все вместе были и остаются одним и тем же Евхаристическим собранием, а следовательно одной и той же Церковью Божьей. Чтобы участвовать в силу общения любви в Евхаристических собраниях местных церквей, надо состоять в одном из них, так как только через одно открываются двери всех остальных собраний.
