Цепи свободы. Опыт философского осмысления истории - [26]

Легко видеть, что уже тогда «общественному человеку» предлагался набор вовсе не даровых «образовательных услуг», которые выводили его интересы за пределы того, что ему «не положено» было знать. Не из последних рук получив политические рецепты и хорошо изучив кухню «разумного устроения» общества, историк Николас Батлер, копнув чуть дальше, лаконичными штрихами намечает его контуры: «Мир разделён на три класса людей: очень маленькую группу людей, которые управляют ходом событий, несколько большую группу, которая следит за ходом событий, и подавляющее большинство, которое не ведает, что происходит».

Собственно, это – политически и общественно неравнозначное, потребительски неравномерное и по своим результатам неравноценное – действо проходит через всю мировую историю. XX в. не стал исключением, как не является им и новый век. В те же времена окружение Моргана на Уолл-Стрит занималось политикой левых радикалов на любительском уровне, поскольку одними и теми же методами пыталось закрепиться и в революционной Германии (где, будем честны, революция, витая в воздухе, так и не спустилась на землю), и в большевистской России, где революция разлилась во всю свою кровавую ширь. В политических реалиях Германии брожения в обществах, опираясь на несовпадающие и подчас взаимоисключающие причины, привели к следствиям, лишь внешне схожим с революцией. По словам свидетеля этих метаморфоз социал-демократа Артура Розенберга, в Германии произошла «самая удивительная из всех революций».

Что же удивило Розенберга?

Наверное, то, что массы восстали против как будто бы следовавшего их интересам правительства Макса Баденского, а главная ударная сила восставших была представлена немецкими матросами, которых не интересовали идеи марксизма. Далее, Розенбергу, наверное, было известно отношение к этим событиям лидера немецких социал-демократов (тех же революционеров) Ф. Эберта, заявившего принцу Максу 7 ноября 1918 г.: «Если кайзер не отречётся, социальная революция будет неизбежной. Но я не желаю, я ненавижу ее) как грех»… Грехопадение, однако, происходило не только в Германии и не только в политическом и улично-революционном аспекте. Грезя о «новом мировом порядке» на фундаменте Британской империи, американский истэблишмент и его британский аналог первоначально пытались сдерживать интегрирование России в этот самый «порядок». В то время как там же – на Уолл-Стрит, восточный истэблишменту выскочивший словно чёрт из табакерки, в лице России провидя рост нового индустриального и военного гиганта, не прочь был наладить с русскими долгосрочные деловые отношения. Таким образом, политика американских банкиров (в «восточной» ипостаси неясного происхождения) разделилась в своих политических симпатиях и деловых интересах, в соответствии с которыми проводила политику активного вмешательства в международные дела.

Как и какими средствами?

Да всякими. «Чем меньше политический торгаш, чем ясней ему самому его собственное убожество, тем больше он будет ценить ту систему, которая не требует от него ни гениальности, ни силы великана, которая вообще ценит хитрость сельского старосты выше, чем мудрость Перикла», – писал Адольф Гитлер о политической реальности Европы 1920 гг. в книге «Моя борьба» (“Mein Kampf”, 1925). Путаные послевоенные реалии европейской жизни создавали именно таких политиков, которые, опираясь на «сельских старост» от экономики, вместо реальных улучшений жизни пускали мыльные пузыри в глаза исстрадавшемуся налогоплательщику. Именно они совместно с мелкими служащими рынка под руководством жрецов мамоны «по рождению, по происхождению, по наружности и по внутренности» делали ставку на коммунистов. Этот выбор устраивал бы их уже потому, что проверенно являлся самым безотказным взрывным устройством против всяких форм «атавистического» национализма. Опасность последнего не без оснований казалась условным космополитам чрезвычайной. Укрепив наихудшие их опасения, это подтвердило ближайшее развитие событий в Италии и Германии.

Правота как условных, так и безусловных интернационалистов-космополитов состояла в том, что социалистическая или коммунистическая идеология, усиленная беспочвенным «интеллектуализмом», является наиболее действенным тараном, направленным против всех националистических теорий, за исключением одной – сионистской. Аккурат с этой точки зрения необходимо рассматривать политические потрясения на протяжении всего XX в., не упуская из виду, что кабальный и даже государствоубийственный для Германии – Версальский договор стал одной из главных причин роста национального сознания немцев.

Негативная реакция на эти процессы определённых финансовых кругов за рубежём (включая финансовый и политический истэблишмент активно осваивающих мировую арену США) лишь обострила их развитие. Более того, суммарные политические и экономические обстоятельства того времени заставляют думать, что экстремальные формы национализма были ответом на угрозу национальному бытию Германии и самому её историческому существованию. В условиях Великой Депрессии обострилось деление мировой элиты по партийным признакам. «Деструктивное», по Форду, семейство Варбургов приняло, условно, сторону коммунистов, а «конструктивный» клан Моргана (к которому в Англии питала симпатии финансовая элита во главе с Освальдом Мосли и главой Банка Англии Монтегю Норманом) сделал ставку на нацистские партии в Германии.