Цепь измен - [104]

— Я заплачу, — быстро соглашаюсь я.

— Если хочешь, можешь прийти с подружкой или с кем-нибудь из родственников.

— Нет. Не хочу, чтобы кто-то об этом знал, — я решительно мотаю головой. — Никто не должен знать.

Не могу заснуть всю ночь накануне назначенной процедуры. Ворочаюсь и кручусь в постели, мучимая видениями изрубленных детей и голубых глаз, жалобно взирающих на меня из черных пластиковых мешков. «Это лишь сгусток клеток, — убеждаю я себя. — Это не настоящий ребенок».

Два года назад к нам в школу приходили двое из группы противников абортов и показывали фотографии детей в утробе — как те сосут большие пальцы или бегут на месте, словно крохотные хомячки в колесе, и даже икают. Они были немного странноватые на вид — ну, типа, с большими головами, но в остальном казались почти настоящими малышами, даже самые крохотные: можно было разглядеть, у кого будет большой нос, а кому придется носить скобки на зубах.

Потом нам показали фильм, как еще не рожденные дети слушают музыку Вивальди. Они размахивали ручками, словно отбивали такт, а от тяжелого металла начинали прыгать и пинаться.

А еще они показывали детей, которых высосали из их теплых, уютных пристанищ. Некоторым впрыснули в сердца яд. Другие родились живыми и были брошены умирать в холодных металлических корытцах.

Встаю и скукоживаюсь в кресле у окна. Рука инстинктивно скользит на живот. Он еще такой плоский. Как там может поместиться ребенок?

После беседы с консультантом врач вставила мне зонд, и я увидела на экране своего малыша. Услышала, как бьется его сердце.

Ведь принять таблетку — это другое? Не то, что раскромсать ребенка на куски. Читаю брошюру. Здесь написано, что лекарство подавляет основные гормоны, которые заставляют стенки матки удерживать плод. Он просто выходит. Ведь это то же самое, что менструация!

Мои щеки мокры от слез. Я не могу родить ребенка. Мне всего семнадцать лет. У меня нет ни денег, ни работы. Как я могу заботиться о ребенке, если не способна позаботиться даже о себе?

Утром одеваюсь во все черное — в соответствии с настроением — и заплетаю волосы в аккуратный «колосок». Накладываю ровно столько макияжа, чтобы скрыть черные круги под глазами. Поскольку мама в Италии, папа из кожи вон лезет, чтобы окружить меня заботой. Хоть у него сейчас и идет голова кругом от дел, я не хочу рисковать. Он не работал всю прошлую неделю, когда я пожаловалась на головную боль. Последнее, что мне нужно, — это чтобы он решил, будто мы должны устроить сегодня день общения отца и дочери.

Вообще не могу есть. Как только папа отворачивается, скармливаю яичницу с беконом Каннелю. Скоро он перестанет влезать в собственную корзину.

— Если хочешь, можешь поехать со мной в Лондон, — предлагает папа. — Побродить по магазином, а потом вместе перекусим…

— Я обещала прийти к Клем в гости. Извини.

У папы разочарованный вид. Наверное, ему одиноко: мама уехала…

— В другой раз?

Киваю. Чмокнув меня в макушку, папа уезжает на работу.

Шатаюсь по дому, не в состоянии ни за что взяться, — просто убиваю время до ухода. Никогда не думала, что мне придется принимать подобное решение. Всегда в глубине души я была против абортов. Только совсем другое дело, когда такое происходит с тобой. Сейчас я не могу обеспечить своему ребенку жизнь, которую хотела бы. Я не готова сдерживать свою жизнь из-за того, что совершила ошибку — одну-единственную ошибку. Ведь с другими ошибками иначе — есть возможность вернуться назад и все исправить. Так почему же не в этом случае?

Я поступаю правильно.

Когда я прихожу в клинику, моего прежнего консультанта нет. Принимающий медперсонал очень любезен, но чересчур суетлив. Сижу в приемной в ожидании своей очереди, в окружении девушек не намного старше меня; никто из нас не смеет поднять глаз.

Кто-то называет мое имя. Пассивно наблюдаю, как мне измеряют давление и уточняют детали; все происходит словно не со мной. Мне дают маленькую таблетку и стакан воды. Я сижу на краю смотрового стола, держа лекарство на ладони.

— Через три дня вам нужно прийти для принятия второй дозы, — сообщает врач. — В течение этого времени у вас может начаться небольшое кровотечение и спазмы, но это совершенно нормально.

Этот малыш — уже часть меня. У него мои гены; его жизнь поддерживает моя кровь. Я еще этого не чувствую, но он уже оказал на мое тело огромное влияние. Знает ли он, что его мать собирается убить его?

Глотаю таблетку.

Я никогда не узнаю, мальчик то был или девочка.

Стою на платформе Ватерлоо в ожидании поезда, когда начинаются спазмы. Через несколько минут боль сгибает меня пополам. Доползаю до туалета и не успеваю добраться до унитаза, как меня тошнит. И никто не спрашивает, что со мной, и не предлагает помощь.

Каким-то непостижимым образом выбираюсь на поверхность и бессильно падаю в такси. Прошу водителя отвезти меня обратно в клинику и откидываюсь на сиденье.

Я заслуживаю этого. Я убила своего ребенка, и теперь он убивает меня.

Аллергическая реакция, объясняет врач. Мое тело не приняло таблетку, и она не всосалась как следует, поскольку меня вырвало. После всего пережитого я до сих пор беременна.