Цепь: Цикл новелл: Звено первое: Жгучая тайна; Звено второе: Амок; Звено третье: Смятение чувств - [20]
Барону нетрудно было приобрести его доверие. Всего полчаса потребовалось для того, чтобы завладеть этим горячим, нервно вздрагивающим сердцем. Так бесконечно легко обманывать детей: это доверчивые существа, любви которых так редко добиваются. Ему стоило только перенестись в прошлое, — и с такой легкостью, с такой непринужденностью он вошел в тон детского разговора, что мальчику казалось, будто он разговаривает с равным; разделявшая их пропасть скоро исчезла. Он был счастлив, что здесь, в этом пустынном месте, неожиданно нашел друга — и какого друга! Забыты венские товарищи с их тоненькими голосами и наивной болтовней: точно стерты из памяти их образы с этого знаменательного часа. Вся его восторженная страстность принадлежала теперь этому новому, взрослому другу. Его сердце ширилось от гордости, когда барон, прощаясь, еще раз пригласил его прийти завтра утром и когда новый друг, удаляясь, кивнул ему, как брату. Это была, может быть, лучшая минута в его жизни. Ничего нет легче, как обманывать детей. Барон улыбнулся вслед убегающему мальчику. Посредник был найден. Он знал, что мальчик замучит свою мать рассказами, повторением каждого слова, и с удовольствием вспоминал, как ловко он вставил в разговор несколько комплиментов по адресу матери, называя ее все время «красавицей». Для него не было сомнений в том, что общительный мальчик не успокоится, пока не познакомит его со своей матерью. Он сам больше палец о палец не ударит, чтобы сократить расстояние между собой и прекрасной незнакомкой; он может спокойно наслаждаться природой и мечтать: он знает, что горячие детские руки прокладывают ему путь к ее сердцу.
ТРИО
План был великолепен, как обнаружилось через час, и удался до мельчайших подробностей. Когда барон намеренно с опозданием вошел в столовую, Эдгар вскочил со своего стула, поклонился со счастливой улыбкой и замахал ему рукой. В то же время он потянул свою мать за рукав; быстро и взволнованно он что-то объяснял ей, указывая жестами на барона. Она, краснея и смущаясь, сделала ему выговор за чрезмерную живость, но, уступая желанию мальчика, была вынуждена взглянуть в сторону барона, который усмотрел в этом повод для почтительного поклона. Знакомство было завязано. Она ответила на поклон, но затем склонила лицо над тарелкой и в течение всего обеда больше ни разу не взглянула на него. Иначе держал себя Эдгар, который все время поглядывал на барона и раз даже пытался заговорить с ним через стол. Энергичный выговор был следствием столь неприличного поведения. После обеда ему было сказано, что он должен идти спать, и между ним и матерью начались тихие переговоры; в результате его горячих просьб ему было разрешено подойти к другому столу и проститься со своим другом. Барон сказал ему несколько ласковых слов, снова вызвавших блеск в глазах мальчика. Поболтав с ним несколько минут, барон вдруг повернулся, встал и подошел к другому столу. Он поздравил несколько смущенную соседку с умным, развитым сыном, упомянул об удовольствии, которое доставили ему проведенные с ним часы, — Эдгар стоял рядом, краснея от гордости и счастья, — и, в заключение, стал расспрашивать о его здоровье. Его вопросы были так внимательны и подробны, что мать Эдгара была вынуждена отвечать ему. Так завязалась продолжительная беседа, к которой мальчик прислушивался, сияя от счастья и преисполненный благоговения. Барон представился, и ему показалось, что его звучная фамилия польстила ее тщеславию. Во всяком случае, она была чрезвычайно предупредительна, хотя не сказала ничего лишнего и даже рано простилась, сославшись на необходимость уложить мальчика.
Мальчик энергично протестовал, уверяя, что не устал, и выразил готовность просидеть хоть всю ночь. Но мать уже протянула барону руку, которую тот почтительно поцеловал. Эдгар плохо спал эту ночь. В нем бушевало какое-то смешанное чувство счастья и детского отчаянья. Что-то новое вступило сегодня в его жизнь. Впервые он принял участие в жизни взрослых. В полусне он забыл свой возраст, и ему казалось, будто он сразу вырос. До сих пор он жил в одиночестве и часто болел, поэтому у него было мало друзей. Для удовлетворения потребности в ласке он мог обращаться только к родителям, которые мало им занимались, и к прислуге. Сила любви измеряется не вызвавшим ее поводом, а напряжением, которое ей предшествует, — той пустой, темной полосой разочарования и одиночества, которая предваряет все большие события в жизни сердца. Давившее его, нерастраченное чувство давно ждало и с распростертыми объятиями кинулось навстречу первому, кто казался достойным его. Лежа в темноте, Эдгар был счастлив и взволнован; ему хотелось смеяться, но из глаз текли слезы. Он любил этого человека, как никогда не любил ни одного друга, ни отца, ни мать, ни даже Бога. Вся незрелая страстность, накопившаяся за прежние годы, сосредоточилась на образе человека, имени которого он не знал еще два часа тому назад.
Но он был достаточно умен, и неожиданность и необычайность этой новой дружбы не могли не угнетать его. Особенно смущало его чувство своей недостойности и ничтожности.
Литературный шедевр Стефана Цвейга — роман «Нетерпение сердца» — превосходно экранизировался мэтром французского кино Эдуаром Молинаро.Однако даже очень удачной экранизации не удалось сравниться с силой и эмоциональностью истории о безнадежной, безумной любви парализованной юной красавицы Эдит фон Кекешфальва к молодому австрийскому офицеру Антону Гофмюллеру, способному сострадать ей, понимать ее, жалеть, но не ответить ей взаимностью…
Самобытный, сильный и искренний талант австрийского писателя Стефана Цвейга (1881–1942) давно завоевал признание и любовь читательской аудитории. Интерес к его лучшим произведениям с годами не ослабевает, а напротив, неуклонно растет, и это свидетельствует о том, что Цвейгу удалось внести свой, весьма значительный вклад в сложную и богатую художественными открытиями литературу XX века.
Книга известного австрийского писателя Стефана Цвейга (1881-1942) «Мария Стюарт» принадлежит к числу так называемых «романтизированных биографий» - жанру, пользовавшемуся большим распространением в тридцатые годы, когда создавалось это жизнеописание шотландской королевы, и не утратившему популярности в наши дни.Если ясное и очевидное само себя объясняет, то загадка будит творческую мысль. Вот почему исторические личности и события, окутанные дымкой загадочности, ждут все нового осмысления и поэтического истолкования. Классическим, коронным примером того неистощимого очарования загадки, какое исходит порой от исторической проблемы, должна по праву считаться жизненная трагедия Марии Стюарт (1542-1587).Пожалуй, ни об одной женщине в истории не создана такая богатая литература - драмы, романы, биографии, дискуссии.
Всемирно известный австрийский писатель Стефан Цвейг (1881–1942) является замечательным новеллистом. В своих новеллах он улавливал и запечатлевал некоторые важные особенности современной ему жизни, и прежде всего разобщенности людей, которые почти не знают душевной близости. С большим мастерством он показывает страдания, внутренние переживания и чувства своих героев, которые они прячут от окружающих, словно тайну. Но, изображая сумрачную, овеянную печалью картину современного ему мира, писатель не отвергает его, — он верит, что милосердие человека к человеку может восторжествовать и облагородить жизнь.
В новелле «Письмо незнакомки» Цвейг рассказывает о чистой и прекрасной женщине, всю жизнь преданно и самоотверженно любившей черствого себялюбца, который так и не понял, что он прошёл, как слепой, мимо великого чувства.Stefan Zweig. Brief einer Unbekannten. 1922.Перевод с немецкого Даниила Горфинкеля.
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.
Собрание сочинений австрийского писателя Стефана Цвейга (18811942) — самое полное из изданных на русском языке. Оно вместило в себя все, что было опубликовано в Собрании сочинений 30-х гг., и дополнено новыми переводами послевоенных немецких публикаций. В пятый том Собрания сочинений вошли биографические повести «Борьба с безумием: Гёльдерлин, Клейст Ницше» и «Ромен Роллан. Жизнь и творчество», а также речь к шестидесятилетию Ромена Роллана.
Собрание сочинений австрийского писателя Стефана Цвейга (1881–1942) — самое полное из изданных на русском языке. Оно вместило в себя все, что было опубликовано в Собрании сочинений 30-х гг., и дополнено новыми переводами послевоенных немецких публикаций. В третий том вошли роман «Нетерпение сердца» и биографическая повесть «Три певца своей жизни: Казанова, Стендаль, Толстой».
Собрание сочинений австрийского писателя Стефана Цвейга (1881–1942) — самое полное из изданных на русском языке. Оно вместило в себя все, что было опубликовано в Собрании сочинений 30-х гг., и дополнено новыми переводами послевоенных немецких публикаций. В восьмой том Собрания сочинений вошли произведения: «Мария Стюарт» — романизированная биография несчастной шотландской королевы и «Вчерашний мир» — воспоминания, в которых С. Цвейг рисует широкую панораму политической и культурной жизни Европы конца XIX — первой половины XX века.
Собрание сочинений австрийского писателя Стефана Цвейга (1881-1942) — самое полное из изданных на русском языке. Оно вместило в себя все, что было опубликовано в Собрании сочинений 30-х гг., и дополнено новыми переводами послевоенных немецких публикаций. В седьмой том Собрания сочинений С. Цвейга вошли критико-биографические исследования «Марселина Деборд-Вальмор» и «Мария Антуанетта» — психологический портрет королевы на фоне событий Великой французской революции.