Центурион. Стойкий оловянный солдатик - [13]

— Да, это объяснение, — согласился я. — Как я понимаю, ты его тоже разглядеть не смог?

— Четко — нет. Нечто расплывчатое. Гуманоид. Две ноги, две руки и голова, закрытая маскировкой.

Я почесал в затылке.

Негусто, а время уходит. Сколько его осталось? Полчаса, час, полтора?

Почему бы не подбить бабки для начала? Что мы имеем в сухом остатке? Гуманоида, умного, все просчитавшего любителя, судя по тому, как он появился, — многомера. Если некое существо ходит как утка, крякает, и у него плоский клюв, это — утка. Теперь осталось лишь определить, кто это из находящихся на борту, а потом сообразить, как его вывести на чистую воду.

— У тебя есть хоть какое-то объяснение? — наседал корабль.

— Есть смутные подозрения, — честно ответил я, — но из них шубу не сошьешь.

— Шубу? — спросил корабль. — Что это такое?

— Долго объяснять, — буркнул я. — А время — на вес золота.

— Вы научились измерять время с помощью веса металла?

Ну как тут можно работать?

Я снова взглянул на несчастного Бродигана и покачал головой.

Бедняга. Наверняка он сейчас чувствует себя умирающим от смертельной болезни.

Правильно истолковав мой жалостливый взгляд, тот гордо вскинул голову. Получилось это у него не очень естественно, но он справился.

Ну да, стойкий оловянный солдатик. Я — помню.

— Все вернется, — стараясь говорить уверенно, промолвил Бродиган. — Сообразительность и могучая память, скорость передвижений. Они, я тебе уже говорил, зависят от количества тел.

Мне было известно, что симбионт мой сработать не мог, но время замедлило бег, и в полной, душной тишине, чувствуя, как стынут секунды, понимая, что до догадки, способной все объяснить, осталось совсем немного, я спросил:

— А что, если ты восстановишь, к примеру, на одну четверть больше? Увеличится ли от этого твоя сообразительность?

— Не увеличится, — ответил тот. — Поэтому лишним телом обзаводиться нет смысла. Сообразительность, ум — это штука, которую так просто не приобретешь. Ее надо долго тренировать. И память не добавится. Проверено. Никто подобными вещами и не балуется.

— Значит, нет смысла? — уточнил я.

— Почти никакого, — ответил Бродиган, — а стоит очень дорого.

И этого было достаточно, поскольку синтез завершился.

— Ну хорошо, — пробормотал я, выбираясь из кресла. — Думается мне, кое-какие мысли у меня появились, и, кажется, я знаю, как это безобразие прекратить. Корабль, ты меня слышишь?

— Конечно, — ответил корабль.

— Немедленно сделаешь вот что…

13

— У вас парадоксальное мышление, — сказал я. — Вы правильно рассчитали, что там, где это наиболее очевидно, искать не станут. Кто рискнет заподозрить политика? Верно?

— Никто не заподозрит, — подтвердил Шибукай. — А остальные ваши слова я считаю бредом. Не верю, что вы отважитесь меня обвинить.

— Рискну, — сообщил я. — У меня есть доказательства.

— Какие?

Он недоверчиво приподнял одну бровь.

— Они скоро появятся, достаточно лишь заставить вас показать запястье и сосчитать находящиеся на нем точки.

Политик смешно фыркнул носом.

— С этим справится даже самый дешевый адвокат. И найдутся медики, которые объяснят появление лишнего, пятого пятна изменением внутреннего щелочного баланса во всех четвертях. Очень редкое заболевание. До сих пор ни одного случая не известно. Мой — первый.

По его щеке медленно стекла капелька пота. Словно бы, разговаривая со мной, он еще и делал какую-то физическую работу.

Мне сразу представился человек, который, прижав четыре пальца одной ладони к столу, пятый держит на весу. Десять минут так посидеть — без проблем. А если дольше? Через полчаса находящийся в воздухе палец покажется весом в тонну.

— Понятно, — сказал я. — редкое заболевание… Между прочим, скрывать пятую четверть смысла уже нет. До остановки осталось почти двадцать часов. Нет, не удержите. Корабль, который сейчас за нами наблюдает, все зафиксирует и представит стражам порядка. Поймите, раньше, когда никто и предположить не мог, что у вас есть лишняя четверть, прятать ее было легко, просто вовремя укрыть в четвертом измерении или замаскировав, изменив с помощью макияжа внешность. Теперь тайна раскрыта, и вас неизбежно поймают. Неужели устроите ампутацию? Здесь и сейчас не удастся. Показывайте, в общем. Незачем себя так мучить.

Он хмыкнул.

— Вы правы только в одном. Двадцать часов прятать пятую четверть я не смогу. Не хватит сил. Значит, следует передохнуть.

Тут же после этого в каюте стало пять Шибукаев. Появившийся из четвертого измерения ничем не отличался от всех прочих, кроме одежды. На нем был плуканский комбез. Он шагнул к софе, стоявшей у дальней стены, и молча на ней устроился. Две четверти, до того разговаривавшие со мной, синхронно развели руками. Кажется, они извинялись.

— Я зафиксировал это, — сообщил корабль. — И сделал несколько копий записи. Теперь этот ролик из моей памяти изъять будет очень трудно.

— Можете снимать сколько угодно, — сообщил Шибукай. — Вы не рассматривали вариант, при котором запись может исчезнуть вместе с вашей памятью? И адвокаты… А пресса сообщает только то, что ей разрешат. К тому же убийства и не случилось вовсе. Я лишь оттяпал у своего противника лишнее. Единственное, что мне угрожает, это обвинение в покушении. От него избавиться легче. А избиратели так вовсе ничему не поверят. Мало ли каких собак на меня вешают соперники перед выборами?