Ценитель чайных церемоний - [23]
– Да, – сокрушённо киваю я, – в мирное время, нет войны… офицер есть мало шансов для рост…
Расстались мы вполне по-дружески, капитан пожал мне руку и отбыл. А вот в каком полку он проходит службу – не сказал! Странно, насколько я помню, это почти всегда являлось обязательным! Или я чего-то не знаю?
Поднимаясь в комнату, ловлю себя на мысли – а с хозяином дома-то я почти и не поговорил! Так… перекинулись несколькими любезностями… и всё тут? Хм… Ладно, надо аккуратно прозондировать почву насчет этого самого векселя…
Утро следующего дня.
Кабинет купца первой гильдии Добрынина.
– Нет, Иван Федорович, офицер этот, похоже, вполне себе настоящий! – капитан сидел напротив стола хозяина кабинета, держа в руках чашку ароматного чая. – Я его с самого начала пощупал – обратился просто по званию воинскому. Никак сиё звание не предварив.
– А что, Николай Васильевич, в этом какое-то особое значение есть? – удивился купец.
– В американской армии – есть. Это у нас офицер такого ранга – ваше благородие – для нижних чинов. Для старшего офицера – господин лейтенант. Тако же и у англичан да французов обстоит. А вот для Америки – нет! У них просто – генерал, полковник и так далее… И ко мне он правильно обратился – сэр! Так всегда надлежит, коли младший офицер к старшему обращается.
– Надо же… – покачал головой хозяин кабинета. – Не знал!
– Так и я бы не знал, коли не служебная надобность.
– Простой офицер, стало быть…
– Не совсем… – поставил чашку на стол гость. – Он мне своё место службы назвал. Рота «Б» Второго Массачусетского кавалерийского полка. Тоже, кстати, правильно – у них именно такой порядок именования частей в армии заведён.
– Кавалерист?
– Рейнджер. Командир отряда рейнджеров. При некоторых кавполках у них такие подразделения есть. Что-то среднее между нашими казаками и егерями. Они у них границу охраняют, да с индейцами постоянно воюют.
– Так это ж… – удивился хозяин кабинета. – Это ж в Индиях! Америка-то здесь каким боком?
– Так у них и свои индейцы есть. Презлые, кстати говоря, вояки – как наши горцы немирные. И не всякого кавалериста в эти самые рейнджеры ещё запишут! Молчу уж про командира…
– Да, вояка он знатный… – согласился купец. – Мне Ферапонт рассказывал… Не сразу и поверишь-то! Чуть не десяток душегубов изничтожить – не каждый тако сможет!
– Если он рейнджер – сможет. Они, как я слыхивал, те ещё головорезы… ничуть своим супротивникам не уступающие… злые, да упёртые… стрелки и рубаки хорошие! Однако ж, командир таких сорвиголов тоже должен им подстать быть – наипервейшим среди всех ухарем, да, к тому ж ещё и голову на плечах холодную иметь! Ибо чин офицерский его всенепременно к тому обязывает! – ответствовал капитан. – В нашей-то армии такие, слава Богу, покудова не требуются! Своих казаков хватает… тоже, я вам скажу, ухорезы знатные!
– А язык наш он преизрядно для иноземца ведает – откуда сие?
– Так и тут ничего удивительного нет. Предки его – русские. С покойным Иваном Турчиновым в те края ещё перебрались. Уж изрядно с того времени прошло, да… – покачал головою гость. – Сам Турчинов – по их прозванию – Джон Турч, ажно генеральских чинов там удостоился, да самолично президентом их обласкан был! Однако ж, в среде наших офицеров поступок его одобрения не получил… Вот из его сотоварищей родители гостя вашего и явились. Он, ежели по-русски говорить, Петр Махов. А на американский манер – Пьер Махони получается… В семье на русском говорили – он и привык.
– Так, стало быть, гостю нашему ещё и по этой причине в армии ничего особенно и не светит?
– И по этой тоже…
Какое-то время разговор вертелся вокруг всевозможных событий, каковыми богата была столичная жизнь. Ещё не раз приносила им служанка ароматного напитка. Опосля чего, гость откланялся – дела служебные требовали его в них участия. А купец ещё долго сидел около стола, чертя на листе бумаги замысловатые завитушки… Он размышлял.
Однако, третий день уже пошёл, как я квартирую в купеческом доме! И – тишина… В том смысле, что никаких тебе разговоров с хозяином, ни вообще чего-либо. Нет, за завтраком-ужином мы с ним регулярно видимся, перекидываемся парой-тройкой фраз и на этом всё. Обедает он, как правило, где-то в городе, куда уезжает сразу же после завтрака и возвращается ближе к вечеру. Прислуга и все домочадцы ко мне крайне предупредительны, но… есть в их поведении какое-то, незаметное на первый взгляд, равнодушие… и это мне сильно не нравится. Не нервирует, однако…
Отловив на второй день в коридору одного из шустрых хозяйских приказчиков, задаю ему вопрос про обналичку векселя.
– «Крампф и сыновья», – задумчиво чешет он в затылке. – Не наша епархия… но узнать можно!
И на следующий уже день (вот это оперативность!) сообщает. Мол, да, есть такая фирма. Судовладельцы, занимаются транспортировкой всякого товара. Вексель, ими выданный, вполне себе ликвиден, и за небольшую комиссию его можно быстро обналичить. Соглашаюсь и прошу, заодно уж, принести мне несколько газет.
«Сдаётся комната в мансарде по Кирпичному переулку в доме купца Игумнова. Спрашивать каждый день вечером. А платы за то тридцать рублев в год…»
