Цена вопроса. Том 2 - [54]

Она помолчала, потом решительно закрыла блокнот.

— Если вам нужна более короткая формулировка, то скажу так: Алексей Фокин — слабый и трусоватый любитель халявы, готовый в любую минуту предать. У вас с ним проблем не будет.

Вера посмотрела на часы.

— Я вам еще нужна?

Валерий Олегович подошел к окну, выглянул на улицу, покачал головой.

— Верочка, город все равно стоит, никуда не доберешься.

— А я ножками и на метро, — улыбнулась психолог. — Вот посмотришь на вас, и начальником становиться не захочешь. Когда еще до закрытия Фонда у меня была хорошая зарплата и появилась возможность купить машину, я прямо нутром почуяла: не надо, с каждым годом ездить будет все труднее, машина превратится в обузу. И ведь как в воду глядела. Вам, начальникам, теперь придется ждать, пока это безобразие рассосется, а я свободна, как ветер!

Генерал Шарков предпочитал оценивать дорожную ситуацию по старинке, на глазок, в отличие от полковника Большакова, который больше доверял Интернету. Константин Георгиевич ткнул пальцем в иконку приложения, показывающего карты и пробки.

— Центр весь темно-красный, — констатировал он. — Там все стоит. А вот Третье кольцо почему-то двигается свободно, по нему, конечно, дольше получится, но…

Он начал набирать в строке поиска домашний адрес Веры, и приложение тут же услужливо выбросило ему все недавние адреса — и Веры, и Шаркова, и его собственный.

— Верочка, до твоего дома обещают час сорок. Могу подвезти. Рискнешь?

— Спасибо, Костик, но час сорок — это много, на метро я минут за пятьдесят доберусь. У меня назначена консультация, человек придет, мне нельзя опаздывать.

Вера ушла, оставив полковника и генерала вдвоем. Как только за ней закрылась дверь, Валерий Олегович словно бы стал ниже ростом и меньше в объеме. Как будто воздух из него выпустили.

— Пойдем кофейку выпьем, поговорим, — сказал он.

Большаков направился следом за ним на кухню. На этот раз генерал сварил кофе на двоих, взяв большую джезву.

— Ну, Костя, с чего начнем, с вопросов или с ответов? — устало проговорил Валерий Олегович.

— Лучше, наверное, с ответов. Когда сформулируем ответы, станет понятно, какие еще нужно задать вопросы. Если только…

— Что? — вскинулся Шарков.

— Я подумал, что вы захотите сразу ехать к Олегу Дмитриевичу.

— А толку-то? — усмехнулся генерал. — Ехать буду часа три, не меньше. Знаешь современный анекдот? Разговор по телефону: «Ты едешь домой? — Нет, я стою домой». Если в течение двух часов пробки рассосутся, то я к отцу за час доеду, те же три часа и выйдут. Давай подводить итоги.

Итоги выходили странными и неутешительными. Екатерина Пескова, выйдя замуж и родив сына Игоря, продолжала вести достаточно свободный образ жизни, прикрывая и оправдывая его необходимостью «вращаться в кругах», заводить и поддерживать нужные знакомства, «доставать и устраивать». В длинной череде ее любовников оказался и некий деятель криминального мира, связанный с антиквариатом и большими деньгами, условно называемый Антикваром. В какой-то момент Екатерина принимает решение отделаться от постылого мужа и начать новую, ну вот просто совсем-совсем новую жизнь, ослепительную и полную радостей и всеразличных удовольствий. Здесь встает вопрос: почему нельзя было просто взять и развестись с Вадимом Песковым? Но вопросы они договорились задавать потом. Сейчас — только фактура.

А фактура такова, что была задумана довольно-таки примитивная комбинация, целью которой являлось: объявить Екатерину Пескову убитой, ее мужа привлечь за это убийство и посадить, сын как сирота попадает или к родственникам, или в детский дом, вследствие чего сама ветреница получает полную свободу уехать куда угодно со своим любовником Антикваром, и счастливые молодожены могут жить в новом месте под новыми именами и с новыми биографиями.

Антиквар пользуется сильной поддержкой в каких-то структурах, ибо в одиночку ему такую комбинацию было бы не провернуть. Задумка-то сама по себе — ничего особо сложного, а вот выполнить, да так, чтобы все чистенько, все аккуратненько, — это нужно иметь мощные подпорки и среди оперов, и в следствии, и в прокуратуре, и в суде.

Готовиться начали загодя, судя по тому, что рассказал Орлов, — месяца за три до запланированной операции. Екатерина начала подпаивать своего малоустойчивого к алкоголю мужа, зная, что он быстро опьянеет и заснет мертвецким сном, ни кричать, ни скандалить не будет. Такой уж у него организм. Как только Вадим засыпал, Екатерина начинала подавать реплики, да погромче, чтобы соседи слышали. Кричала, била посуду, швыряла об стену разные предметы. Сыну при этом строго-настрого наказывала сидеть в своей комнате и не выходить, потому что папка пьяный, сердитый, может ударить, а то и убить. Видимость дебоша изображала недолго, минут десять максимум, только чтобы довести до сведения соседей, потом врывалась к Игорю, забивавшемуся от страха в угол или под письменный столик, хватала его за руку и тащила либо на второй этаж к Бобрикам, либо на четвертый этаж к супругам Полянычко. Как вести себя с добросердечными доверчивыми соседками, что и какими словами говорить — Екатерину, вероятнее всего, проинструктировали. А может, и сама сообразила. В течение трех месяцев мадам Пескова кропотливо создавала (и создала-таки!) хорошую свидетельскую базу для своей легенды под названием «Жизнь в аду»: жильцы как минимум трех квартир слышали скандалы и крики, еще в двух квартирах красочно подтвердят (с ее слов, разумеется, но это останется за скобками), как ужасно вел себя Вадим, как ревновал жену, как дрался с ней и угрожал убийством.