Цена вопроса. Том 1 - [56]

– Иными словами, вы хотите знать, уверен ли я, что Дзюба справится?

– Именно. Потому что если ты не уверен, то я начну сомневаться, стоит ли игра свеч.

Большаков встал из-за стола, не спеша прошелся по просторной кухне, остановился, прислонившись к дверному косяку.

– Если вы хотите честный ответ, то вот вам этот честный ответ: нет, я не уверен. Роман молод и недостаточно опытен. Он, бесспорно, умен, очень настойчив, у него нестандартное мышление и высокая познавательная активность. И он единственный из действующих офицеров, кого я смог отправить в Тавридин и в Серебров. Пенсионер в этом деле может быть использован только как второе лицо, помощник, но первым лицом должен быть именно действующий сотрудник. Других сотрудников, которых можно было бы отмазать от службы и отправить на поиски Пескова, у нас с вами нет, и вы это понимаете.

– И свободных денег у нас сейчас тоже нет, – угрюмо произнес генерал. – Я прав?

– Вам виднее, но, насколько мне известно, вы правы.

Да, деньги – это проблема. Послать опытного бывшего опера или следователя на помощь капитану Дзюбе можно в любой момент, да не одного, а целую команду, но ведь нужно покупать билеты, оплачивать их проживание в гостиницах или на съемных квартирах, обеспечить людей командировочными на питание и расходы. А расходы в этом деле всегда велики: одно дело, когда у тебя в руках служебное удостоверение, и совсем другое – когда ты никто, человек с улицы. Кто будет с тобой разговаривать? Кто «за просто так» захочет давать тебе информацию? Тут уж как минимум шоколадка, коробка конфет или бутылка, а максимум – конверт, да не тоненький. Соратник, отвечающий за ведение бухгалтерии программы, не далее как вчера констатировал: до тех пор, пока не поступит транш, обещанный новым инвестором, придется ужаться в расходах, в противном случае пострадают работающие на программу пенсионеры. После обязательных ежемесячных выплат тем, кому нельзя не заплатить, в домашнем сейфе у бухгалтера не останется почти ничего.

– Валерий Олегович, я понимаю, что вы хотите со мной договориться, – ровным голосом заговорил Большаков. – Но мы не договоримся. У нас с вами разные цели. Вы хотите во что бы то ни стало сохранить программу. Я хочу во что бы то ни стало сохранить вас. Вы ищете аргументы в пользу того, чтобы повременить с операцией. Я вам этих аргументов не дам. И не помогу их найти. У нас нет денег, и мы не можем создать сильную команду. Дзюба один. Он недостаточно опытен и недостаточно силен. В Тавридине ему помогал Конев, в Сереброве и в Шолохове его худо-бедно поддержит Аркадий, но в Елогорске и Дворцовске у нас никого нет. Вам придется оценивать ситуацию с открытыми глазами.

– То есть ты считаешь, что шансов нет?

– Они есть, но они очень и очень малы. Близки к нулю. В то время как ваши риски потерять жизнь раньше времени чрезвычайно высоки. Я не могу принимать решение за вас, но не стану скрывать: я не буду помогать вам принимать то решение, которое мне не нравится. Вы знаете, как я предан и вам лично, и нашей программе, и памяти Евгения Леонардовича, но все-таки вы и ваша жизнь для меня значат больше, чем программа. Уж простите, но в этом вопросе мы не договоримся. Я буду честно исполнять все ваши указания и делать все возможное для достижения наилучшего результата, но врать вам и делать вид, что я с вами согласен и полностью поддерживаю, я не стану.

Шарков разлил остатки водки, задумчиво посмотрел на опустевшую стеклотару. Сколько выпил Большаков? Немного. Генерал практически в одиночку «уговорил» бутылку. А ощущений почти никаких, разве что самую малость полегчало. Не берет его спиртное, никакого проку от градусов, только деньги на ветер.

– Вот и ты меня бросил, Костя, – усмехнулся он. – Сначала сбежал Игорь Песков, потом от меня ушла жена, теперь ты оставляешь меня без поддержки. Правду говорят: каждый умирает в одиночку. Но спасибо тебе за прямоту.

– Вы меня не слышите, – голос Константина Георгиевича оставался таким же ровным, но в нем явственно зазвучали железные ноты. – Я никогда не оставлю вас без поддержки, я всегда буду рядом, в любой момент, когда буду вам нужен. Но мы с вами по-разному понимаем слово «поддержка». Вы уже давно находитесь в позиции руководителя высокого ранга, и для вас поддержка – это в первую очередь согласие министра и одобрение со стороны подчиненных. Для меня поддержка – это именно поддержка, больше ничего. Если вы оступитесь и провалитесь в яму, министр заменит вас другим сотрудником, ваши подчиненные будут аплодировать и кричать, что вы молодец и все сделали правильно. А я могу просто идти рядом и смотреть, нет ли на вашем пути ямы. Упадете – протяну вам руку и вытащу, и если вы при падении сломаете ногу, я помогу вам добраться до больницы. Но при этом я не буду рассказывать вам, какой вы молодец и как правильно сделали, что оступились и упали. Вот в чем разница.

Валерий Олегович тяжело поднялся, сложил в мойку тарелки, приборы и стаканы, остатки продуктов запихнул в холодильник, пустую бутылку оставил на столе. Потом придет Роза и все помоет, уберет, ненужное выбросит.