Цена свободы - [12]

Через некоторое время человек вернулся и Закарий смог видеть его смуглое лицо, украшенное густыми черными усами и бородой. И этот остался неизмененным после рождения. Лицо у переговорщика было вытянутое, и он явно спешил к своему кораблю. Едва человек скрылся внутри машины, челнок с поразительной для своей конструкции маневренностью взмыл в воздух и с полуоборота дал стартовый залп.

— А знаешь, почему гости смылись? — засмеялся старик.

Закарий грустно кивнул. Пора было возвращаться.

На следующий день Эль-Ган попросил его зайти к себе в кабинет после занятий. Ненадолго. Закарий сидел в мягком кресле напротив Учителя, подсунув под себя руки, пока тот в торжественном молчании расхаживал по помещению, заглядывая то в одно окно, то в другое, то включая консоль, то выключая. Молчание затягивалось, но Закарий слишком хорошо знал Учителя, чтобы прерывать сей спектакль одного актера. Когда парнишка начал неподдельно зевать, Учитель крякнул и, как бы нехотя, опустился в кресло напротив. Одарил ученика долгим, усталым и мнимо-печальным взглядом.

— Хочу тебе кое-что сказать.

— Я догадываюсь, мой Учитель.

— Превосходно. И что же я хочу тебе сказать?

— Что знаете, куда я отлучаюсь на выходные, а иногда по вечерам среди недели.

Эль-Ган поиграл желваками.

— Ну, это тоже. Но вообще-то я спешу сообщить тебе, дорогой друг, что ты у нас фактически последний «светлый» ученик. Ты подлежишь срочной модификации. Почему ты до сих пор не прошел ее, а, Закарий?

Закарий вздохнул. Родители давно подготовили необходимые документы, и он отнекивался лишь благодаря плохому самочувствию. Он не знал, как объяснить этому человеку то, в чем боялся сам себе признаться.

— Я не хочу, — произнес он одними губами.

— Что? — Эль-Ган сощурился и наклонился вперед.

— Я не хочу, — Закарий покраснел.

— Юноша, у меня со слухом плохо?! Мне, надеюсь, послышалось? — Учитель состряпал совсем уж отвратительную гримасу, нависая над ним.

— Вам не послышалось, — буркнул Закарий.

Эль-Ган дышал над его макушкой, уперев локти в стол.

— Стало быть, ты имеешь наглость утверждать, что не нуждаешься в модификации?!

Тишина звенела, у Закария перед глазами плясали разноцветные точки. Он шепнул, а может закричал, а может и вовсе не произносил… но подумал отчетливо — да.

Эль-Ган плюхнулся в кресло, мгновенно сдуваясь. Глаза его, затянутые пленкой, сейчас напоминали две плошки.

— Все ясно, — произнес он, растягивая слова, — Ступайте домой, молодой человек. Сегодня же я свяжусь с вашими родителями. А завтра утром вы будете подвергнуты модификации. Далее. Вы отстраняетесь от занятий, пока не явитесь в школу в надлежащем виде. Далее. Ваш пропуск за стены Города я аннулирую. Я думал, вы образумитесь, как и ваш друг. Я ошибался. Следовательно, с вами придется провести разъяснительную беседу. Сегодня вечером пойдем в Центр? кое с кем поболтаем. М-да, — произнес он через минуту, — такое в моей практике впервые.

— Но ведь можно же и без этого жить… — робко начал Закарий.

— Молчать! — рявкнул Эль-Ган, хватив кулаком об стол. — Хочешь усугубить вину? Стыдись. Если информация о твоей выходке просочится сквозь эти стены, Школу, меня и остальных Учителей ждет позор. Кстати, на тебе тоже пятно останется. Так что чем меньше людей в курсе твоих странностей, тем легче будет разрешить проблему. Понятно?

Бордовый до кончиков ушей, Закарий пристыжено кивнул.

— Иди. Я сам за тобой зайду.

Дома на него смотрели так, словно только сейчас под оболочкой ребенка увидели уродца. Мать ничего не говорила, плакала, громко и обильно. Сильва с каменным лицом ходила по дому, натыкаясь на мебель. Отец молча отвел его в спальню, для начала всыпал по первое число, а потом принялся долго и терпеливо объяснять ему, что это плохо, грязно, мерзко — оставаться вот таким, что это мешает жить, приносит неудобства, болезни и боль, отягощает работу и отравляет отдых; что модификация поможет ему выжить в жестоком и враждебном мире, устранит проблемы и облегчит его существование, что это правильно, разумно и совершенно безопасно. Что это даст ему преимущество перед остальными «крысами» равнины, спасет его от смерти, попади он в экстремальную ситуацию, обеспечит долголетие, увеличит здоровье, обогатит разум.

Закарий слушал, потупившись, а сам представлял себе Хранителя, бога во плоти, знающего все обо всем, держащего в руках судьбу каждого обитателя Города. Он восседает в приемном зале Центра на троне из шестерней, в центре круга, куда падает бледный дневной свет из застекленного купола. Он опутан проводами, трубками, он оплетен датчиками, невероятно старый, морщинистый с горящими глазами, потерявшими природный цвет. С телом, чуждым человеческому. Перелопаченный модификациями.

Настал час, Учитель повел его к цитадели. Они поднимались к шпилю башни целую вечность, Закарий устал считать этажи, и перестал различать высоту. Прислужники впустили их в зал, и вот они оказались лицом к лицу с Хранителем. На вид Закарий дал бы ему шестьдесят лет, но знал, что число следует умножить как минимум вдвое. Эль-Ган стоял позади своего Ученика, держал его мертвой хваткой за плечи и говорил. Хранитель с опущенной головой слушал, глаза его были закрыты. Никаких признаков жизни он не подавал. Когда Эль-Ган закончил, и последнее слово умерло эхом где-то под потолком, огромное пространство зала затопила электрическая тишина. Приборы тихо пикали, прижавшись к стенам. По полу, увитому кабелем, сильно тянуло сквозняком.