Цена счастья - [17]

— Она была здесь? Значит, я об этом не знаю.

— Барнаби, не говори глупости! Как это может быть, чтобы твоя жена… — Эмма замолкла на полуслове, обнаружив, что словосочетание «твоя жена» по отношению к другой женщине причиняет ей острую боль. Но она пересилила себя и закончила фразу: — …чтобы твоя жена была здесь, а ты об этом не знал?

— Жозефина могла побывать в Кортландсе после того, как мы расстались. По крайней мере, мне она ничего об этом не говорила. До развода она всегда отказывалась посещать наше родовое поместье. Она ненавидела деревню. Да, кажется, дети находились в Кортландсе, пока в Лондоне шел бракоразводный процесс.

— Какая неестественная семейная жизнь! — воскликнула Эмма.

— Полностью согласен. Я и сам говорил тебе, что, по существу, семьи-то и не было.

— Бедный, тебе, наверное, пришлось нелегко.

— К концу нашего брака мне стало легче. Мы больше не любили друг друга. Наше супружество явилось роковой ошибкой, вследствие которой больше всех пострадали ни в чем не повинные маленькие дети.

— Мы должны найти для них хорошенькую добрую гувернантку, — потребовала Эмма. — Дети обожают красивые лица.

Барнаби от удивления приподнял брови:

— Значит, ты после всех потрясений доверяешь мне?

— Нисколько. Убеждена: ты разобьешь мое сердце.

Барнаби нежно погладил Эмму по щеке:

— Я счастлив. Наконец-то твое бесконечно милое лицо всегда будет передо мной. Почему ты вздрогнула?

— Не знаю. Наверное, от ветра.

— Северный ветер обычно свирепствует в это время года. Но в постели очень тепло.

Эмма посмотрела на огромную кровать. В камине треснула головешка. По потолку плясали тени. Ей почему-то снова представился длинный ледяной нос прадедушки Корта.

— Девочки говорят, что им страшно по ночам.

— Правда? Кажется, иногда старый дом поскрипывает. Ты оставила им свет?

— Да, и я пыталась их успокоить. Дети слишком нервны. Кстати, почему сбежала та девушка, Сильвия?

Барнаби нагнулся, чтобы раздуть огонь в камине:

— Бог ее знает. Возможно, ей было здесь одиноко. Я не понимаю только одного — почему она не оставила записку. Уж эту-то малость она могла бы сделать!

— Дети говорят, что Сильвия была напугана.

Барнаби рассердился:

— Тогда почему она никому об этом не сказала? Если что-то произошло…

— А что могло произойти? — непроизвольно сорвалось у насторожившейся Эммы.

— Не имею об этом ни малейшего понятия; разве что ее мог смутить дом, поскрипывающий ночью под шквальными порывами ветра. Женщины вообще легко впадают в истерику; кроме того, им свойственны и другие странности. Посмотри на миссис Фейтфул: она разговаривает сама с собой, сколько я ее помню. Или возьмем… — Он вдруг замолчал.

— Что ты хотел сказать?

— Неважно. Забудь об этом.

— … или возьмем Жозефину? — невозмутимо продолжила фразу мужа Эмма, и утонченное лицо красавицы-брюнетки снова возникло перед ее мысленным взором. — Барнаби, почему Мегги говорит, что Жозефина мертва?

— Мертва? — Теперь муж слушал ее очень внимательно.

— Она, так или иначе, лелеяла эту дикую мысль весь день. И довела себя, а особенно свою сестру до полуобморочного состояния.

— Это чудовищный бред! — вознегодовал Барнаби. — Мегги заядлая сочинительница. То, что мать не забрала их из школы, дало простор ее богатому воображению. Ей бы писать романы ужасов в стиле мадам Радклиф!

— А почему все-таки Жозефина не забрала их из школы?

— Дорогая, если бы я мог связаться с ней, я бы это сделал. Но ни посыльные с телеграммами, ни даже почтальоны не способны достигнуть верховьев Амазонки.

— Почему она не написала детям хоть несколько строк?

— Жозефина не охотница писать письма, даже если бы она и смогла добраться до почтового отделения. Ее излюбленное средство связи — телефон; но пока нет возможности звонить с другого конца Земли.

— Я считаю ее поведение непростительным для матери двоих детей! — разгневалась Эмма. — Она великая грешница.

— Согласен. Но ты не знаешь Жозефину. Она никому не желает зла. Просто эгоцентрична до мозга костей. Жить для нее — значит испытывать постоянное наслаждение. Она типичная гедонистка. У нее очередной любовник, и Жозефина во власти нового захватывающего приключения. В таких случаях она теряет представление о времени.

— Значит, Мегги сочинила легенду о смерти Жозефины, чтобы скрыть свои истинные чувства: обиду, оскорбленную гордость, наконец, тоску по материнской любви.

— Бесспорно. Я думал, что ты давно об этом догадалась.

— Бедняжка! — В глазах Эммы стояли слезы

— Моя дорогая, если тебе удастся смягчить ожесточенное сердечко Мегги, это будет настоящим чудом.

Эмма неуверенно покачала головой:

— Мне кажется, именно Мегги была причиной того, что Сильвия сбежала.

— Я склоняюсь к той же мысли, дорогая.

— Тогда, бога ради, предупреди гувернантку, что Мегги трудный, необычный ребенок. Если она будет предупреждена…

Барнаби обнял жену:

— Ну что, призраки исчезли, моя милая?

— Как ты узнал, что здесь были… призраки?

Он склонился лицом к ее мягким пушистым волосам, и угнетающий стон ветра прекратился.

— Почему мы тратим столько времени на разговоры?..

Глава 6

Мисс Джеймс с большим сомнением смотрела на девушку, сидевшую по ту сторону ее стола. Правда, мистер Корт ясно сказал: «Больше не присылайте мне привлекательных блондинок. На них нельзя положиться». Но эта девушка представляла собой другую крайность. Претендентку нельзя было сравнить даже с увертливой мышкой. Скорее она напоминала маленького тощего терьера, трепетно желавшего услужить хозяину, забитого щенка, который был плохо обучен, но пытался снискать расположение хозяина безмерной преданностью и был готов терпеть пинки и зуботычины.