Цена посвящения: Время зверя - [85]

Сегодня они с подачи Владислава совместили серьезный разговор с Ивановым со «взломом объекта». Вроде бы время сэкономили, информашку сорвали прямо с пылу с жару, а оборотная сторона — усталость. Тревожный симптом. Как сбитое дыхание у боксера. Первый признак грядущего нокаута.

Салин успокаивал себя здравой мыслью, что не один он мучается, а значит коллективный разум вскоре возмутится и приструнит взбеленившееся время.

В независимой России чиновников стало в три раза больше, чем в приснопамятном застойном Союзе. И если эта многомиллионная армия усидчивых посредственностей скажет «тп-р-ру», как ни понукай, а телега Российской империи с места не сдвинется. Оно им надо — гореть на работе? За перестройку свалили мумифицированный первый эшелон, подрались за образовавшиеся вакансии, расселись, у кого где получилось, восстановили связи и завязали новые, нарастили подрастраченные жиры, сколотили состояньица, домишек по всему миру понастроили, детишек на хлебные должности пристроили — и все, хватит в революции играть. Великая Бюрократическая революция завершилась, ура! Им, сытым и вальяжным, не пристало галопом прыгать. Настало их сытое время. Пришла пора руководить солидно и неспешно, как в золотые времена Брежнева.

Салин с затаенной завистью посмотрел на Владислава. Никаких признаков утомления, хотя далеко не молод. В глазах стальной огонек.

«Настанет день, когда он все сделает сам и не сочтет нужным доложить?» — ледяной ящеркой скользнула мысль.

— Докладывай, — устало произнес Салин, прикрывая веки.

Прошуршала бумага, Владислав передвинул таблицу ближе к себе.

— Обозначились следующие узлы. Первый. Через агентство Глеба Лобова апробировались методики воздействия на коллективное сознание. Это по линии лаборатории Мещерякова. Прямых контактов не было. Агентство «Pro-PR» в ходе президентских выборов от СБП курировал Подседерцев. Как вы знаете, СБП возбуждало дело в отношении Мещерякова.[25] Тогда изымались все материалы из лаборатории. Связь Матоянц–Мещеряков–Лобов не установил бы только ленивый.

Салин приоткрыл глаза, обменялся с Решетниковым взглядом.

— Мещеряков и Подседерцев, земля им пухом, отыгрались, — сухо произнес Решетников. — Но ты все равно покопай. Инициативных дураков у нас меньше не стало, хоть СБП и разогнали. Вербовочных подходов к Лобову не установил?

— Нет. Пока — нет, — тут же поправил себя Владислав.

— Еще какой узелок нашел?

— В прошлом году жена Матоянца рождественские каникулы провела в Швейцарии. Встречалась с дочерью, находившейся в пансионе в Ла-шо-де-Фон. Двадцатого декабря двухместный номер в гостинице Невшталя, это соседний городок, был оплачен по карточке «Виза», принадлежащей Глебу Лобову.

Решетников саркастически крякнул. Салин глаз не открыл, а еще крепче сжал веки.

— И как долго они там кувыркались? — спросил Решетников.

— Номер был снят на двое суток, — бесстрастным голосом ответил Владислав. — На следующий день Лобов снял номер в Сент-Морице, куда вернулась жена Матоянца. В списках пассажиров, вылетивших из Берна в Париж двадцать девятого числа, есть фамилии Матоянц и Лобов. Нина Матоянц остановилась в гостинице «Леже». Глеб Лобов, предположительно, проживал в квартире своей знакомой Моники Вио. Данные уточняются. Есть информация, что они взаимообразно предоставляют друг другу жилье. В это время, по четырнадцатое января включительно, Моника Вио находилась в Москве.

— Амур, тужур, — протянул Решетников. — Домой эта Анна Каренина к елке вернулась? Или в Парижах холостяковала?

— Вернулась тридцать первого числа. Дневным рейсом «Трансаэро». Глеб Лобов остался в Париже.

— От тоски, слава богу, не помер. Оно и понятно, Париж — не Нижний Тагил, — вставил Решетников. — Где они еще засветились?

— Судя по распечатке звонков с ее мобильного, связь продолжалась в Москве до мая-месяца. С тех пор звонки в офис и на основной из мобильный Лобова прекратились.

— Потряси подружек, Владислав. Быть такого не может, чтобы баба бабе не похвасталась.

— Список составлен, могу начать работу прямо сейчас.

— И начни, друг мой! — Решетников завозился в кресле, как разбуженный медведь в берлоге. — Так, с любовью разобрались. С деньгами у Лобова как? На одном этом политическом дурилове особо не разжиреешь.

— Я вычислил его основной источник.

Владислав произнес фразу бесстрастно, но так, что Салин, встревожившись, распахнул глаза.

— Кто?

— Иосиф Михайлович Загрядский.

Решетников медленно откинулся на спинку кресла. Покосился на Салина.

— Перехват, — почти по слогам произнес Решетников.

— Это третий узелок, — машинально уточнил Салин.

Ему очень не понравилось, что в горле вдруг сделалось до рези сухо, а слева под ложечкой тупо выстрелила боль.

— Какая, на хрен, разница, — процедил Решетников. — Перехват классический.

Первый раз фамилия Загрядский мелькнула в последнем деле, которое Салин с Решетниковым расследовали в качестве функционеров КПК. Лебединая песня получилась в духе того полублатного-полупопсового перестроечного времечка.

Тогда, как голодные тараканы из-за печки, на свет повылазила всякая мелкая сволочь с комсомольскими значками, синими перстнями на пальцах, майорскими звездами на васильковых и малиновых погонах. Сбились в стаи, наплевав на разницу в социальном статусе, и принялись жадно хапать все подряд. Их загребущие ручки дотянулись даже да святая святых — Гохрана страны. Аппетиты у ошалевших от перестроечного безвластия были таковы, что первый же выброс неучтенных алмазов поверг в шок международный рынок. Запаниковала даже могущественная Де Бирс