Цена одиночества - [15]

— Именно. Сказал — пруд, значит пруд. Готовь свой завтрак.

Лера открыла Ламборджини, достала свой любимый журнал. На последних страницах, в рецептах мира, нашла экзотический рецепт свежей спаржи с воздушным голландским соусом. Дорого, наверное, но уж очень хотелось произвести впечатление. Внимательно прочитала рецепт, рассмотрела картинку и представила две тарелки. Всё получилось так, как на картинке. Добавила хлеб, две чашки кофе, тосты.

— Марк!

— Это что?

 Завтрак.

 Лера, я это есть не буду. Только кофе. Я ведь попросил

— Марк! Я старалась. Попробуй, пожалуйста.

— Что за трава под майонезом?

— Спаржа, воздушный голландский соус. — Проговорила, чуть не плача.

— Я это не буду. Всё. И на будущее. Прекрати роскошествовать. Впрочем, это твое дело. Хочешь зависнуть тут на год — пожалуйста. Но учти, через полтора месяца меня тут не будет.

— Ты сам говорил, что еда стоит ровно столько, сколько мы её едим. Давай быстренько прожуем — и все дела.

— Не собираюсь жевать всякую голландскую гадость, да еще воздушную. Откуда ты это выцепила? — Увидел журнал на сиденье. — Я, кажется, понял. Вот он, источник всех благ, глянец. Я должен тебе гламурно улыбнуться, прожевать эту траву и сказать:

— Спасибо, дорогая. Нет! Нет и нет! Забудь. Не надо обустраивать мой быт. Мне хорошо, то есть плохо здесь без всяких излишеств. Я буду просто ждать. И всё.

— Делай что хочешь, жалкий эгоист! Выдернул меня из моей жизни, а теперь я ещё и виновата.

— Ты сама выдернулась. Кроме всего, ты отлично знаешь, как отсюда выбираться. К чему эти ресторанные изыски? Трудно было сосиски представить? И кетчупа бутылку?

— Ужас! Сосиски! Сам кричал про пластик. Если уж на то пошло, философ, моя спаржа гораздо полезнее твоих искусственных сосисок!

— Всё! Я не собираюсь с тобой ссориться. Спасибо за завтрак. Приятного аппетита. — Марк развернулся и ушёл в палатку.

— Ну, и пожалуйста. А я поем. — Лера села за столик и приступила к еде. Спаржа была отвратительной. То ли она не представила какой-то компонент, то ли голландская кухня не вписывалась в пейзаж пустыни, то ли Марк испортил ей настроение окончательно — она свернула содержимое тарелок в пакет для мусора, выпила кофе. Делать было нечего. Она стала рассматривать журнал. Мысль представить что-нибудь из гардероба показалась не такой уж и глупой. Нашла летние шортики, несколько маек, стильные сандалии, пару купальников, легко представила — и вот, пожалуйста, в отличие от спаржи, всё получилось просто чудесно. Тут же нашла шампунь для волос, гель для душа, пару полотенец. Сложила все аккуратно и решила принять душ и переодеться. Разделась и нырнула в душевую кабинку. Открыла кран. Но воды не было.

— Марк!

Тишина. Высунула голову, обернувшись клеёнкой:

— Марк!!!

— Что?

— В моей кабинке нет воды.

— И что?

— Ты обещал прудик.

— А в твоем детстве больше водоёмов не было?

— Только лужи после дождя. Но они, наверное, грязные.

— Ну, представь чистую лужу.

— Не могу. Все какие-то мутные вспоминаются.

— Эх, ты, спаржа голландская.

— Не обзывайся.

— Да я так, шутя. А ты там, как, раздетая?

— Ну, а какая, я могу там быть?

— Предлагаю одеться. С прудом быстро не получится. Это точно.

Лера сердито натянула свое мятое платье, вышла из душа. Марк сидел на корточках, обхватив голову руками и что-то шептал.

— Что ты бормочешь?

— Не мешай! Я только вошёл в образ.

Старый пруд заглох,

Прыгнула лягушка.

Слышен тихий всплеск.

— Откуда это?

— Хокку Басё. Это четверостишие сделало его знаменитым.

— Только лягушек не надо. Я их боюсь.

— А ты не задумывалась, как они тебя боятся?

— Марк! Ты почему такой грубый?

— Лера! А ты почему такая глупая? Во-первых, я не Господь Бог, чтобы здесь появилась живая тварь. А во-вторых, эти ваши визги по поводу бедных лягушек, пауков, мышей скоро доведут их до полного исчезновения. И кому я это говорю? Биологу? — посмотрел внимательно :

— Э! Да ты рисуешься передо мной?

— Глупости. Делать мне больше нечего. Этот страх у меня на уровне инстинкта, я ничего поделать с этим не могу. Я лягушек не могу препарировать. Мне их просто очень жаль.

— Хорошо, что Басё не был женщиной. Разве написал бы он такое? Представь себе поэта, сидящего в своей хижине у затянутого бумагой окна и наслаждающегося тишиной окружающей его природы…

— О! Вижу, как тебя!

— Не ёрничай. Он смотрел на водную гладь с наслаждением и вдруг услышал слабый, но отчетливый звук — всплеск воды. Это лягушка прыгнула в старый пруд.

— А ещё он услышал визг своей жены.

— Он не был женат, иначе его поэзия стала бы прозой.

— А Пушкин?

— Я знал, что ты это спросишь. И где поэт? Невольник чести?

— Сдаюсь. Продолжай.

— И в этот момент сознание его внезапно пробудилось, чтобы ощутить присутствие Жизни среди мертвого спокойствия Мира… Он понял, что в этот самый момент ему открылась тайна вселенной… Буддизм чистой воды, но красиво…

— Здорово, Марк. Да ты поэт!

— Я просто одно время увлекался японской поэзией. Уважаю японцев. Они умеют остановиться и любоваться природой. Любой камень, ветка, птица рождают в их душах благоговение. А мы бежим мимо нашей красоты, поплёвывая окурками.

— Что ты всё так мрачно ретушируешь.