Цена ненависти - [68]

Самым заметным примером такого сближения и сотрудничества стала общественная кампания 2001 года против проекта визита Папы Римского в Россию и против его реального визита на Украину. Масштаб выступлений был необычайно велик для «православной общественности»: ряд умеренных (СПГ, движение «Россия православная» и др.) и радикальных (Союз православных хоругвеносцев, Союз «Христианское Возрождение» и др.) организаций приняли 12 мая 2001 г. участие в шествии, организованном ЛДПР В. Жириновского, и это шествие насчитывало не менее полутора тысяч человек, что для Москвы последних лет — очень много[307]. Российские активисты участвовали и в организации протестов на Украине. После масштабного антипапского крестного хода в Киеве председатель СПГ Валентин Лебедев сказал митрополиту Кириллу (Гундяеву) в присутствии журналистов: «Мы выполнили ваше задание». В ответ митр. Кирилл заметил, что «об этом не надо говорить перед телекамерами»[308].

На самом деле, нет ничего ни секретного, ни удивительного в сотрудничестве православных активистов и руководства РПЦ. Уже в следующем, 2002 году никто не скрывал сотрудничества. Наоборот, в мощную антикатолическую кампанию были вовлечены и многочисленные политики (Народная партия приобрела известность именно своими протестами против католиков и против гомосексуализма), и Министерство иностранных дел, активно высылавшее из страны католических клириков[309] (впрочем, МИД и раньше делал заявления в поддержку РПЦ).

Реальное сближение, о котором мы говорим, происходило не только в рамках антикатолических кампаний (уже осенью 2002 года началась еще более серьезная кампания — за продвижение «Основ православной культуры» в школы), но очень важно, что именно эти кампании положили начало публичному сближению. Во–первых, тем самым преодолевался серьезный барьер, не преодоленный на Архиерейском Соборе 2000 года — разногласия по вопросу отношения к инославию (принятые на Соборе «Основные принципы»[310] не содержали существенных уступок антиэкуменистам). Дело не в концептуальных разногласиях, но именно в практической политике и риторике в отношении инославных, в первую очередь именно католиков (обвинения многих членов Синода, в первую очередь митр. Кирилла в «криптокатоличестве» были общим местом православно–националистической публицистики 90–х, но сейчас присущи только радикальному крылу).

Позже, осенью 2003 года, видимо, по подсказке архим. Тихона, Владимир Путин внес свой вклад в дело сближения Московского Патриархата с Зарубежной Церковью. Для Путина это было, вероятно, одним из способов увековечить свое имя, а для архим. Тихона важным инструментом влияния на российскую Церковь: ведь РПЦЗ гораздо консервативнее, и сближение с ней предполагает более определенный отказ от экуменизма.

***

Антикатолицизм, помимо своей сугубо внутрицерковной значимости, имеет большое значение как фактор идентификации. Этнонационализм, основанный на «принципе крови» неудобен христианину, иное дело — этнонационализм культурный. Россия при этом понимается как страна русско–православная, причем русскость и порождается православностью, пусть и с добавкой каких–то других культурных компонент. Конечно, русские в таком понимании все–таки отличаются от греков, арабов или румын, и отношение к этим различиям, равно как и к самим нерусским православным братьям, остается довольно амбивалентным. Но важнее отличие русских от неправославных. Историческое и актуализируемое сейчас основное отличие — от западных христиан, в том числе — от католиков; менее значимое, но все чаще подчеркиваемое — от мусульман; очевидное и потому мало обсуждаемое в умеренных кругах — от иудеев. Отличие от неоязычников тоже очень важно в контексте конфликтов внутри националистического движения (см. постоянные выступления СИГ против радикально–националистической и имеющей явный антихристианский уклон Национально–державной партии (НДПР)[311]; активист СПГ Илья Агафонов даже вступил в Московский антифашистский комитет ради участия в процессе над неоязычником Виктором Корчагиным). Таким образом, формируется представление о «русских» как о православной или «примерно православной» (степень реальной воцерковленности граждан нельзя не замечать) общности в России — как новом, православном, носителе русской этнической идентичности. Конечно, в России есть православные с другой этнической самоидентификацией, но умеренные православные националисты готовы их идентифицировать как русских или проявлять к их этнической самоидентификации полное безразличие[312].

Таким образом, умеренные православные националисты избегают расизма в его грубых, биологических формах. Конечно, биологические представления об этничности являются общепринятым обыденным представлением в России, поэтому от них затруднительно избавиться и православным активистам, и клирикам. Ограничимся примером наиболее выдержанного и контролирующего свою речь человека — патриарха Алексия II: говоря о единстве России, Украины и Белоруссии, он говорил о культуре и истории, но библейскую цитату привел совсем другого плана: «