Цена любви - [4]

Хазиль и его старуха — Конан даже не знал ее имени — как сломанные куклы, валялись на полу, убитые тем же способом. Невысокое, сколоченное из неотесанных досок ложе было сдвинуто с места, как будто неизвестный что-то искал под ним. Постель и солому, устилавшую пол, перетряхнули вверх дном.

Злодей застал стариков в постели и не убил их сразу. По-видимому, они еще не спали… Вот здесь он стоял, где солома примята.

Стоял и хладнокровно размышлял, как ему поступить, пока старики валялись у него в ногах, умоляя о пощаде. Несмотря на мольбы, он решил свидетелей не оставлять и безжалостно расправился с обоими. Конан ясно представил себе эту сцену и заскрежетал зубами от бессильной ярости.

Но вот что он мог здесь искать, кроме мышиного помета, да и нашел ли?

Киммериец опустился на пол и рукой смахнул солому с того места, где стоял ночной убийца.

Открылась трещина в глине и круглое отверстие крохотной мышиной норки. Конан нагнулся пониже и одним глазом заглянул в нору. Там что-то застряло, какая-то безделушка, блеснувшая благородным серебром под вопросительным взглядом киммерийца.

Конан вставил в трещину острие меча и слегка приналег. Глина отскочила, как битая скорлупа. Еще немного, и в руках варвара оказался миниатюрный ореховый сундучок, обитый серебром.

Он приоткрыл крышечку и почувствовал приятный, щекочущий ноздри запах благовоний.

Так вот что искал убийца — никчемную безделицу. Наверное, он слишком спешил или не особо дорожил этой вещью. Как бы там ни было, теперь ею владел киммериец, и многое из ночных происшествий ему стало ясно.

Он знал эту вещь и видел ее уже несколько раз, да не позднее, чем вчера, Басилис крутил ее у себя перед носом.

— Ну, подлая крыса, ты ответишь за все! — процедил киммериец сквозь зубы и бросился бегом из дома.

Солнце появилось над горизонтом, все еще скрываясь за высокими домами, а в городе уже чувствовалась духота. Но то ли еще будет к полудню.

Город медленно пробуждался. Где-то поблизости задорно горланили петухи, передразнивая унылые песнопения жрецов на крышах храмов. Хлопали ставни и двери. В соседнем доме надрывался оголодавший за ночь осел, слышалась неразборчивая ругань хозяина несчастного животного и плач разбуженного младенца. Какая-то женщина в одной длиннополой рубашке выглянула на двор и выплеснула на улицу содержимое ночного горшка.

У тела чужеземца в переулке уже копалась целая свора облезлых псов.

Конан лишь краешком глаза успел заметить все эти детали, бегом направляясь к Пустыньке. Собаки испуганно шарахнулись в стороны, поджимая хвосты, когда киммериец вихрем промчался мимо. Сейчас варвар был похож на беспощадного демона мщения. Внутри его бушевала ярость и гнев.

Басилис обокрал его! Убил друзей и беззащитных стариков и должен был сполна расплатиться за это. Конан не знал еще, что будет делать, но и не слишком утруждал себя этой мыслью. Его меч. при нем — смерть всякому, кто только посмеет встать у него на пути.

Он бежал, петляя по замызганным улочкам, не обращая внимания на липнущую к сапогам грязь, пугая своим видом одиноких прохожих, вжимавшихся в стены и провожающих его тревожными взглядами.

Притон, где заправлял одноглазый Басилис, был киммерийцу хорошо известен и находился там же в Воровском квартале, недалеко от постоялого двора, где обосновался сам Конан. Он был там не раз… — как гость. Варвар, как умел, старался ладить с воровской братией — сам в чужие дела не лез, но и свои не поверял никому, тяжелым кулаком отбивая на то охоту у всякого выскочки. По его понятиям — жили мирно… До этого случая…

Сейчас Конан был полон решимости проучить негодяя-стигийца, посмевшего перебежать ему дорогу.

И пусть при этом прольются реки крови, их чистота вполне удовлетворит его задетую честь.

К тому же предательская смерть товарищей взвыла к благородному мщению. Он вернет Басилису этот долг и вытрясет из стигийца золото, которое принадлежит ему по праву.

Вот замелькали знакомые дома Пустыньки — бесконечная череда постоялых дворов, питейных заведений и притонов с яркими, кричащими вывесками, для того только и существующих, чтобы люди могли оставлять здесь свои деньги.

Конан остановился напротив двухэтажной таверны, обшарпанного, давно взывающего о ремонте здания с вычурной надписью «Золотой Мул». Здесь жил Басилис и его громилы. За этими стенами хитрый стигиец замышлял свои подлые дела, гремевшие на весь Шадизар. Не переходя улицы, киммериец быстро осмотрелся по сторонам.

На углу соседнего дома маячила одинокая фигура какого-то бродяги, изображающего побирушку-нищего, но Конан знал, что это один из людей Одноглазого.

Таких соглядатаев у него полно в городе. Бродяга заметил киммерийца, узнал, и приветливо помахал рукой, будто старому приятелю.

Конан, все еще пламенея от гнева, наморщил лоб — либо этот пройдоха слишком мелкая рыбешка и ничего не знает о делах своего господина, либо киммерийца тут ждали, и за дверью таверны прячется вооруженная шайка Басилиса.

«Сейчас пойду туда и все узнаю», — призвал себя к действию Конан и уверенным шагом направился к дверям «Золотого Мула».

Перешагнув порог, киммериец оказался в просторном зале. На кухне уже суетилась прислуга, гремела посуда — готовился завтрак для постояльцев. Зал был пуст, не считая двух дюжих молодцов — верзилы заморийца и неуклюжего толстого офирца, удобно расположившихся за утренним кувшином вина, недалеко от лестницы, ведущей на второй этаж, где находились апартаменты Басилиса.